Пересаживаясь с одного разваливающегося автобуса в другой, перепрыгивая из кузова одного пикапа в следующий, поздним майским вечером я добрался до деревушки с очень приятным русскому уху названием Чуинахтахуюб. Деревни этой не найти даже на подробнейших Google-картах. По дороге я не ленился рассказывать о необычном проекте всем встречным гватемальцам.
– Спасибо, что вы, русские, помогаете нашему народу, – выражали свою искреннюю признательность тётушки в дешёвой столовой в глубине рынка, от души подкладывая мне риса и тортилий – кукурузных лепёшек, национального центральноамериканского блюда.
Удивительно, что времена социалистической дружбы давно канули в лету (а с Гватемалой у СССР эта дружба так и не успела установиться), но и сейчас находятся энтузиасты, давшие клятву Гиппократа, которая гораздо сильнее и глубже уходит корнями в историю, нежели марксистско-ленинское учение.
Виктория Валикова одна из поклявшихся. Попробовав себя в роли волонтёра в действительно сложных с точки зрения медицины странах типа Гаити и Гондураса, она решила воплотить в жизнь свой собственный проект. Буквально за несколько месяцев, при помощи архитекторов и строителей со всего мира (в первую очередь, российских) отстроила клинику для малоимущих граждан богом (и министерством здравоохранения) забытого региона.
– Матерью Терезой я себя не ощущаю, – делилась Вика. – Просто делаю то, что доставляет удовольствие, и чувствую себя нужной. Если вы думаете, что мы творим чудеса, то это не так. Российского медицинского образования вполне достаточно, чтобы лечить индейцев от диареи и головной боли. К тому же, я ещё закончила бельгийский институт по направлению «тропическая медицина».
Кроме того, Вика неплохо владеет английским и испанским, поэтому руководить международной командой, преимущественно состоящей из волонтёров из США, России и Гватемалы, ей удаётся без труда.
Посреди ночи, сбросив свой рюкзак с плеч, я шагнул в клинику, которая почти на целый месяц стала моим домом, немало поразив готовившийся ко сну и завтрашнему трудовому дню персонал, допивавший последние бокалы и бутылки. Хоть формально заведение пропагандирует ЗОЖ, явного запрета на алкоголь тут нет: главное, чтобы местные крестьяне не видели. Чуть позже я сам понял, что никакой диктатурой здесь не пахнет, всё лояльно, и после трудового дня часто из-под крыши клиники в горах доносился звон бокалов и песни на разных языках. Всё верно – кроме стоящей стык-в-стык с клиникой школьной баскетбольной площадки, куда мы часто ходили побросать мяч, и ежевечерних застолий, развлечений тут почти что нет. Периодически приезжающие с большой земли «новички» – тоже в какой-то степени развлечение и источник новостей: с Интернетом в Чуинахтахуюбе тоже туговато.
– На чём ты приехал? Как ты нас нашёл посреди этой глуши? – удивлённо спрашивал Джейсон, пухлый, и оттого добродушный, американский доктор лет под сорок, уже не первый раз прилетевший в Гватемалу помогать русским коллегам: сделать это для жителя США не так дорого и относительно близко.
– На автобусах, пешком и автостопом, – улыбнулся я, после дальней дороги набивая желудок простой вегетарианской едой. – Вот прямо из твоих Штатов и приехал, безо всяких самолётов.
Я очень быстро внедрился в нестройные ряды международных добровольцев, стараясь находить общий язык с американцами, русскими, гватемальцами. Кстати, российские волонтёры встречаются тут порой совсем экзотические. Например, вместе со мной в клинике находился Серёга из… Анадыря. Удивительно, но именно так он проводит свой долгий северный отпуск: служа медицине за десятки тысяч километров от основного места работы. Забесплатно. Причём, в отличие от настоящих чукчей, которые, по одной из версий, перейдя Берингов пролив пешком, стали предками нынешних индейцев, Сергей прилетел сюда самолётами через Москву, Европу и Панаму. За свой счёт. В Гватемале абрамовичей нет и никогда не было, и едут сюда отнюдь не за высокими северными зарплатами.
Стоит заметить, что некоторые гватемальцы и сейчас получают медицинское образование на социалистической Кубе. Не из-за идеологии, а из-за качества, в первую очередь. Оно претерпело немного изменений с советского времени. Что ж, для гватемальцев это крайне удобно: родной испанский язык, относительная близость и одна из лучших медицинских школ в мире способствуют популярности кубинских институтов среди жителей материковой Центральной Америки. Таким гватемальским врачом «кубинского происхождения» оказался и быстро ставший мне другом Марко – сын какого-то известного доктора из соседней провинции, перебравшийся из одной глуши в другую, за поиском приключений и новых подруг.
Вика немного поделилась тем, как попала в эти края.
– Я отработала врачом несколько месяцев в Гватемале в 2014 году. Потом тут начались стычки, нас, волонтёров-медиков, эвакуировали в другую часть страны, и мы стали откровенно скучать. Разослав резюме в разные организации, я получила приглашение на тропический остров в Гондурасе. Потом был опыт на Гаити – действительно сложный: с нищетой, холерой и языковым барьером, но я справилась. А затем – благополучная российская больница, стационар, инфекционное отделение, дежурства… Мы бы хотели построить что-нибудь на Гаити, но это тяжело для первого самостоятельного опыта. В Гватемале хоть и меньше ужасов, но работы всё равно, хоть отбавляй.
Действительно, совсем откровенных ужасов я тут не увидел. Хотя, накануне моего приезда в клинику привезли труп восьмилетней девочки. Врачи так и не смогли установить точную причину смерти. Родители говорят, поперхнулась во время обеда. Врачи из РФи США – не гватемальские шаманы, поэтому оживить труп не пытались. А справку о смерти родственники даже и не просили: на такие мелочи внимания тут не обращают, просто закапывают тело в удобном месте. И идут кормить остальных детей: дома ждёт ещё дюжина ртов.
– Мы не святые, просто мне кажется, что мне самой по жизни очень везло: никогда не было проблем с едой, образованием и прочими базовыми потребностями. А у многих гватемальцев, тем более, тут, в окрестностях нашей деревни, этого просто нет. Я считаю, что своей добротой нужно делиться. Вот мы и делимся: учим, лечим, наставляем, руководим. Во время строительства клиники, поскольку это был некоммерческий проект, мы предложили каждому жителю деревни принять участие в работах. Никто не возражал, и каждый сознательный мужик отработал тут минимум неделю. Безвозмездно.
Не сказать, что условия в клинике спартанские, но по утрам – подъём в 7 часов, планёрки, раздача указаний (никто не остаётся без дела, даже те, кто не имеет медицинского образования, то естья) и – выход «в поле»: с манометром под мышкой и фонендоскопом на шее. Валикова – пример настоящей русской женщины, которая и клинику построит, и бородатым американским дядькам спуску не даст. Все при деле.
За недолгий срок пребывания в деревне я успел побывать в роли подопытного кролика при обучении подрастающего гватемальского поколения азам медицины, поучил гватемальских детей английскому, чукотца Сергея – испанскому, а одного американца – даже программированию на С++ (не зря же я учился пять лет на факультете Кибернетики в МГУ). Провёл инвентаризацию лекарств и прочих материальных ценностей. Помог олимпийский опыт, когда я работал в сочинском оргкомитете в департаменте Логистики. А также попробовал себя в роли кулинара, сантехника, водителя, массовика-затейника и переводчика: приходилось иногда чувствовать свою значимость, переводя русским врачам с испанского, какой консистенции стул у той или иной гватемальской бабушки и, наоборот, с русского на испанский, сколько таблеток и какого цвета глотать после завтрака. Научился печь тортильи, перебинтовывать индейцев и даже делать тест на беременность.
В общем, для потенциальных волонтёров работа тут всегда найдется, главное – не бояться. Если ты, читатель соберёшься когда-нибудь сюда – пусть тебя не пугает название деревни и языковой барьер: многие женщины, живущие в Чуинахтахуюбе и окрестных деревнях, тоже не знают испанского и приходят с мужьями: те худо-бедно по-испански говорят. Забавно было, выслушивая, как тётка в красочном тряпье что-то объясняет мужу на своём языке (его я не понимал, хоть и обзавёлся учебником киче для младшеклассников), а потом, не до конца поняв перевод на испанский, пытаться по-русски разъяснить коллеге, что, где и как болит.
– Хм, – хмурился похмельный Серёга и выписывал рецепт без лишних вопросов. Найти правильную таблетку было несложно: в горах просроченных медикаментов, по сути, была пара-тройка простейших международных наименований: «от головы» и «от жопы». Всё остальное – чистая импровизация. Но индейцы не жаловались и были, в основном, довольны. Впервые в жизни они могли наслаждаться бесплатной медициной. Почти бесплатной. Мелкие купюры на пропитание волонтёрам никак не возбранялись.
Отдельным вопросом стоит оснащение клиники. Поиском всего и всех: лекарств, рук, меценатов – занималась Карина, правая рука Вики, молодая, активная, зататуированная татарка из Уфы. В целом дела тут обстоят получше, чем в большинстве государственных заведений: про проект знают не только в Гватемале, но и за рубежом. Находится немало дарителей. Правда, перевозка лекарств через границу – отдельная головная боль. Для добычи пожертвований все методы хороши. Девчонки на пару ездят автостопом через самые криминальные города Гондураса с огромными чемоданами, попадают на свингерские вечеринки к влиятельным гватемальским олигархам и устраивают благотворительные сборы на площадках США – лишь бы обеспечить свою клинику лекарствами, жизненно важными для умирающих деревенских старушек.
Бабушки, да и молодые больные, впрочем, привыкли лечиться «витаминными уколами». Пока я работал в клинике переводчиком с испанского, чуть ли не каждый второй пациент просил: уколите меня «витаминкой». Видимо, к этому их приучила государственная гватемальская медицина. Витаминов в рационе гватемальцев и правда не так много: откуда им взяться, если изо дня в день жевать только рис да бобы. А сверху все это заливать острым чили и «Кока-Колой». У многих к тридцати годам половина зубов гнилые, зато детей – с десяток. Дату рождения большинства своих отпрысков матери и не помнят (поэтому истории болезней писать врачам особенно трудно), зато улыбаются своими золотыми зубами. В Гватемале очень модно иметь окантовки на зубах из драгоценных материалов. И, может быть, на мясо тебе не хватает, но на золотые коронки (которые лепятся на пока ещё здоровые зубы) заработать – будь любезен.
В клинике «Health & Help» стоматологические услуги, кстати, тоже оказывают. Простые, как в Древнем Риме: заболел зуб – выдрали. Этим любил заниматься Марко – простой навык он получил в университетской лаборатории в Гаване, находя время на обучение между бесконечными кубинскими вечеринками.
– А меня вот с Кубы депортировали, – рассказывал я Марко и остальным о своих приключениях на Острове Свободы, переходя с испанского на английский и наоборот.
Стоматология, однако, – это не самое сложное. Вика всерьёз планировала принимать роды. Прямо в клинике. Услуга эта, несомненно, должна была бы пользоваться популярностью. Редко встретишь в гватемальских деревнях женщину до двадцати, которая не кормит или не ждёт ребёнка. Поток размножения тут непрерывен. Кстати, беременность на приёмах выявляется достаточно часто и почти всегда… случайно.
– Между прочим, вы беременны, поздравляю. Следующий! – говорит чукотский доктор Сергей очередной пациенте, удивлённо улыбающейся в сторону мужа. Муж скромно тупится в сторону: надо же…
Следующий – двенадцатилетний мальчик с дыркой в ноге. Он играл в футбол, упал на штырь, а потом несколько дней терпел, пока нога не загноилась. Живёт метрах в двухстах от клиники. Почему было не прийти сразу? Случай несложный, но требующий внимания. Белолицые дяди лечат его бесплатно. Несмотря на похмелье.
Другая тётя, пациентка, тоже выглядит белолицей. Правда, только наполовину. Огромный, во всю щеку флюс она лечила каким-то шаманским пеплом, тщательно втирая его в опухавшее лицо. Традиционная медицина не помогла, поэтому она обратилась к русским врачам.
Бывают истории и посложней: сгнившие конечности, странные опухоли. Раз в неделю, в законный выходной, оставив в клинике дежурного врача, волонтёры отправляются в ближайший город на своём видавшем виды пикапе. По дороге к кузову цепляются все подряд: автостоп, платный и бесплатный, – практически единственный способ передвижения в этих краях. Состояние дорог, пожалуй, не снилось даже россиянам, поэтому и тут случаются инциденты. Десятилетний ребенок, вывалился из машины на ходу, получив сотрясение мозга. Добрые доктора прописали таблетки и официально разрешили не идти в школу.
Вика появлялась в поликлинике нечасто, кучу времени проводя в столице в компании местных бюрократов и олигархов. Из первых выбивая всяческие разрешения, из вторых – деньги.
– Парни, вижу: на вас можно положиться, – в очередной раз появившаяся проездом Вика со своим гватемальским бойфрендом, раздав распоряжения, обратилась к нам с Серёгой. – Оставлю вас тут одних. Но скоро приедет наш американский друг Маничан и привезёт вам кучу волонтёрш, студенток из американского медицинского университета. А мы пока с Кариной по делам! До встречи!
Что ж, перспектива с молодыми американками меня вполне устраивала – и мы приготовились ждать гостей, не забывая ежедневно лечить потомков майя. Ведь с молодой, но уже очень ворчливой (с чего бы это?) британкой, которая осталась дежурить третьей, каши нам было не сварить. Да и рома не выпить. Впрочем, к тому времени у меня уже как-то сам собой завёлся лёгкий роман с другой американкой, живущей в ближайшем райцентре, куда я часто наведывался, перевозя людей и грузы за рулём разваливавшегося пикапа.
Американка Кейт тоже волонтёрила в организации «Peace Corps», рассказывая непросвещённым крестьянам о правилах предохранения и всячески рекламируя бесплатные аборты. При этом американцам, с одной стороны, платили зарплату (невиданное дело!), с другой – всячески описывали ужасы гватемальского бандитизма и опасности, поджидающие волонтёров на каждом углу. Центральная Америка всё-таки!
Из соседнего Сальвадора «Peace Corps» несколько лет отозвала всех своих представителей: дескать, слишком опасно. Маленький Сальвадор действительно, по статистике, считается самой опасной страна мира. Из России в ранние путинские годы организацию тоже прогнали: ФСБ-шники решили, что те шпионят в пользу врага.
С Кейт было сложно куда-то путешествовать: это было запрещено, поэтому я учил её водить ржавую «Тойоту».
– Эта «Тойота», – хлопала её по капоту Вика, – за долгие месяцы стройки перевезла почти все стройматериалы для клиники. А однажды Саша Фёдоров её даже перевернул на одном из соседних холмов. Тогда вся деревня прибежала на помощь.
Любила Вика вспоминать и смешные случаи из своей практики.
– На днях буквально приходит к нам мужик. Я, говорит, попал в трубу, у меня все болит. Я сначала думала, я не понимаю, что он мне говорит. Но вроде испанский у меня уже ого-го, странно, думаю. Какую трубу ещё? Говорит: попал своей «частью» в трубу. Я начинаю задумываться… Позвала Марко. Думаю: то ли я думаю. Оказалось, то. Мужик напился, жены говорит, нет, некуда «энергию девать», засунул член в трубу. Потрахал трубу, содрал себе почти всю крайнюю плоть в ноль. Проходил так три дня. А потом пришел к нам. Обработали, перевязали, дали антибиотиков. Жалко вот, что голову не пришьешь новую.
После временного отъезда девчонок, прячась под крышей от проливных дождей, часто без электричества и при свете налобных фонариков, мы, как настоящие русские, коротали тёмные тропические ночи за шахматной доской и – непременно литровой – бутылкой дешёвого рома, регулярно раздобываемого нами в соседнем райцентре. Под укоризненные взгляды британки.
Серёге после длинных зим на своей Чукотке, после долгих месяцев зарабатывания денег на одном краю света и лечения тамошних «индейцев» – чукчей, лечить гватемальских индейцев было так же легко.
– Вам мат, товарищ Устинов! – перекладывая сигарету из одного угла рта в другой, наполняя рюмки, победоносно заявлял Серёга.
Мы смотрели на время: через несколько часов снова начнут стучаться в двери индейцы, и нам придётся дышать на них перегаром. Впрочем, и сами индейцы выпить не прочь.
Однажды в свой выходной, оставив за старшую ворчливую британку, отправились мы с Серёгой в столицу провинции – Кецальтенанго. В честь кецаля – гватемальской птички – тут названа не только валюта, но и второй город страны. Известно, что наш второй город страны – Петербург – является одновременно её культурной столицей. На культурную столичность Гватемалы Кецальтенанго, или, как его тут принято сокращённо называть, Шела не претендует. Из всего «культурного» мы разыскали разве что медицинский университет да музей современного искусства, расположенный в старом двухэтажном особняке. Одна из выставок была посвящена «боди-позитиву» – странному желанию продвигателей не всем понятного искусства выставлять напоказ всякие обнажённые безобразия. Голые сморщенные тела на белом фоне – это так называемое «современное искусство», проникает постепенно, вместе с гринго и английским языком, и в такую традиционную Гватемалу. Посетителей, кроме нас, не было. Подобным искусством, даже бесплатным, к счастью, тут пока что мало кто интересуется.
Посетив заодно и древнее кладбище в Шеле, мы поспешили в свою деревню: выходной у волонтёров всего лишь один, да и «искусства» на ближайшие недели нам хватило. Гораздо интересней было наблюдать за чем-то более традиционным: в базарные дни, основательно затарившись овощами на местном рынке в ближайшем райцентре Момостенанго, мы несколько раз поднимались на холм, стоящий на отшибе города. Тут, прямо посреди кладбища, местные шаманы проводили обряды и ритуалы погребений и поминаний. Христианская религия вместе с конкистадорами уже достаточно давно пришла в Новый Свет, но языческие и шаманские обычаи по-прежнему плотно сидят в душах и традициях местного населения.
Наших врачей, хоть мы, очевидно, и воспринимаемся местными как чужаки, в деревне любят. Некоторые пациенты приходят, как к Якубовичу на «Поле Чудес», с подарками, в основном, с выпечкой и тем, что растёт на собственном огороде: с кабачками, морковкой. С электричеством в деревне – серьёзные проблемы. Они не обходят
стороной и клинику. Летом в Гватемале – сезон дождей. Малейшая гроза – и света нет несколько дней кряду. Городские электрики на помощь не спешат. Поэтому в экстренных случаях оперировать по ночам приходится при свете налобных фонариков. Солнечные панели не помешали бы. Но пока это роскошь. Из других катаклизмов – землетрясения, периодические перебои с водой на несколько суток. Современного компьютера в клинике, кстати, тоже нет, весь документооборот – бумажный. Несмотря на все сложности, Вика во многих вопросах выступает новатором: например, каждому новому пациенту заводит историю болезни в виде дешёвой однокецалевой тетрадки. Неслыханный эволюционный прорыв для Гватемалы двадцать первого века! Выступил новатором и я, разработав простенькую программу и переведя часть документооборота в электронную базу данных. Но не только этим могут похвастаться уфимские девчонки в области развития гватемальского здравоохранения.
– Например, мы объясняем крестьянам совсем уж базовые вещи: как правильно мыть руки и чистить зубы. Проводим ликбез в половом воспитании. Ведь многие девушки тут рожают своих первенцев в 12-13 лет, к тридцати число их отпрысков становится двузначным, а сами они и слыхом не слыхивали, что такое контрацепция. Мы в этом плане выступаем просветителями.
– Кстати, а были ли трудности бюрократического характера при строительстве и регистрации клиники?
– На удивление, нам опять повезло: ни с какими взятками, волокитой и бюрократией мы не сталкивались. Землю нам выделили абсолютно бесплатно. Приходили комиссии после окончания строительства, но они быстро всё одобрили и больше не мешали нам в работе.
Я продолжал интервьюировать Вику и Карину.
– Что вы посоветуете людям, которые только собираются или мечтают взяться за реализацию подобного проекта?
– Если есть желание – обязательно надо браться за дело. Нет никакого секрета успеха, нужно просто делать немножко больше, чем все остальные. Мы уверены, что даже если ты не можешь поменять очень многого, то уж, как минимум, в твоих силах сделать этот мир чуточку лучше.
– Мы все мечтатели, и мы можем поменять этот мир. Не мечтать нельзя, – улыбается Вика и идёт раздавать дальнейшие указания и конфеты детям.
Малыши из школы через дорогу тоже вносят посильный вклад в функционирование клиники, убирают мусор вокруг, например. Белую тётю из далекой северной страны они любят, и, кто знает, возможно, среди них растёт будущий главврач деревенской клиники в Чуинахтахуюбе. Сама же Вика через несколько лет себя тут уже не видит. Она полна идей и планов и совсем скоро собирается открыть детский дом на Гаити. На этот раз никакие языковые барьеры ей не страшны.
У меня самого сложилось впечатление, что у клиники определенно есть будущее. Такой насущный в современной России вопрос про «преемника» в клинике “Health & Help” остро не стоит: местная шестнадцатилетняя мормонка Уэнди через день приходит помогать и набираться опыта. Вика прочит ей большое будущее: как минимум, заведующей этой деревенской клиникой. Главное, чтобы она не пошла по пятам своих сверстниц и не нарожала кучу детей в скором времени. Но та вроде держится и проявляет неподдельный интерескакк медицине, так и к английскомуязыку, пока её вчерашние одноклассницы ходят с круглыми животами по деревне. Учит её Эндрю – ещё один американский волонтёр, как и моя подруга, приехавший помогать гватемальцам. Его начальник – Рейли, обоим около тридцати, но перед ними стоит серьёзная задача: научить гватемальцев вести свой бизнес. Задача почти непосильная.
Интересно желание и умение американцев (как, впрочем, и русских, но у последних умения меньше) совать свой нос в разные дела вдали от своей страны: учить английскому, правильному размножению, делать бесплатные аборты и помогать развивать малый бизнес. И делегировать под эти цели специально обученных волонтёров. У меня эта политика не очень укладывается в голове. Но при этом я слабо могу представить себе, чтобы американец приехал в какую-нибудь глухую сибирскую деревню раздавать презервативы и показывать колхозным мужикам с вилами графики в PowerPoint о накоплении капитала и возврате инвестиций. Российское правительство активно придумывает законы, защищающие от такого рода помощи. Рейли и Эндрю, как и американка Кейт, – хорошие ребята – занимались делами, в которые они искренне верили. Верили ли в это жители тех бедных стран, в которые они приезжали? Как минимум, ребята делали это бескорыстно и со всей душой.
Парни выдали мне ключи от своего дома в пригороде Гватемала-сити, и мы, заправив Викиного бойфренда бензином, поздним дождливым вечером отправились прочь из бедной деревни по направлению к столице. Казалось, волонтёры со всего мира собрались в окрестностях Чуинахтахуюба; не все из них обладали медицинскими знаниями, но почти все время от времени собирались под крышей нашей больницы или под звёздами во дворе, чтобы под гитару петь «Hotel California» – у Рейли это получалось не хуже, чем у «Eagles», или погорланить модную латиноамериканскую «Despacito» – за этот обязательный куплет почти каждого нашего ночного концерта отвечали Вика и Марко. Эти вечера я запомнил на всю жизнь. Дождь застилал лобовое стекло так, что дворники еле справлялись. А я уже начинал скучать по остававшейся за плечами деревне.
Помимо Антигуа-Гватемалы, иностранцы – гринго и европейцы – предпочитают селиться на озере Атитлан – в ещё одной точке притяжения современной туристической Гватемалы. Созвучный по названию Аматитлан – более близкий к столице водоём, но популярен он, в основном, среди местных. Рейли ещё до переселения в горную деревушку и знакомства с клиникой русских девчонок вёл какую-то деятельность в окрестностях столицы и таким образом обзавёлся этим домом. Большой пустой особняк с личным выходом к озеру стал ненадолго и моим домом.
По утрам на озере, как поплавки, болтались местные рыбаки на плотах. Иногда мне тоже хотелось рыбы, но удочки в особняке у американцев я не нашёл и ловил рыбу на кецали: подзывал рыбаков и протягивал им купюры. Было совсем недорого и вкусно – на кухне стояла неплохая печка. Судя по автографам на стенке, немало путешественников останавливалось в этом доме, в основном, волонтёры из разных стран, друзья и знакомые «Health & Help» и «Peace Corps».
– Сколько хочешь – столько и живи, – протягивая мне ключи, сказал Рейли.
Аматитлан – это такая своеобразная местная Рублёвка, но Рублёвка немного специфичная. На которой постреливают и грабят периодически. Хоть и далековато от центра столицы, но тихо, красиво и – относительно – спокойно. Особенно, если есть свой транспорт и не нужно ходить пешком. В противном случае, добираться до Рублёвки не очень удобно: от конечной станции Метробуса (примитивного и дешёвого аналога метро, где автобусы ходят по выделенным полосам, а пересадки между линиями бесплатны) час на убитом чикен-басе, ну а дальше – кто как, по улицам-переулкам в темноте почти без освещения.
По утрам, в сторону цивилизации, я легко выбирался попутными мотоциклами (берёт обычно самый первый, у которого свободно пассажирское сиденье), а вот вечером, когда возвращаешься из города, приходится почти час шагать пешком: улица пуста, только собаки бродят и воют на тебя. Уворачиваясь от злых псов, я часто жалел, что у меня нет пистолета. Не такая уж большая проблема – обзавестись огнестрельным оружием в Латинской Америке. Только вот через границы возить его не очень удобно. Мой сосед, когда-то давно бывший женатым на украинке, предостерегал:
– На нашей улице ночью не грабят, только днём. Ко мне вот за 18 лет жизни тут два раза грабители в дом залезали.
«Ну пару раз за 18 лет – не так уж и много», – подумал я. Но и вправду, почти каждый день, возвращаясь по нашей улице глубоким вечером, я не наблюдал ни души: видимо, в это время даже грабители боятся вылезать на улицу, опасаясь быть ограбленными друг другом. Решётки на магазинах рублёвских даже днем не снимаются, на входах в любое мало-мальски приличное заведение, от аптеки до Макдональдса, дежурит охранник с дробовиком, а полицейские – патрулируют пятачок между конечной остановкой чикен-баса и началом дороги в мой длинный, растянувшийся вдоль всего озера квартал. На этом пятачке днём идёт живая торговля рыбой, а ночью всё замирает.
Как-то раз, возвращаясь поздно вечером домой по своей бандитской Рублёвке, я громко разговаривал по телефону на русском языке. Вокруг – ни души. Тут из темноты подъезжает патрульная машина с полицейскими, которые поначалу не поняли, что я не гватемалец. Обыскали меня и рюкзак.
– Парень, ты в своём уме? Да здесь ОЧЕНЬ опасно! Ты что? – копы посадили меня в машину, и провезли, сколько смогли, в сторону дома, пока пикап не стал утопать в рублёвской грязи: из-за постоянных дождей дорога размыта и непроезжабельна. Оставалось шагать минут десять, полицейские взяли номер моего телефона и строго-настрого наказали проинформировать, как только окончательно доберусь до дома. Проинформировал, чтобы не волновались.
Гватемальцы определённо мне нравились – и хоть из-за их индейскости и зашоренности завести настоящую дружбу с ними было немного проблематично, – можно смело заявить, что большинство из них – простые, честные и бескорыстные люди. Это их немало роднит с боливийцами: одни из самых бедных, но гордых в регионе; не сказать, что сильно открытые, но, безусловно, порядочные.
В первый день знакомства со столицей, когда я был тут однодневным транзитом по пути в клинику и ранним утром торопился куда-то с рюкзаком по торговому центру, то по обычной своей рассеянности обронил 20 кецалей (ох, сколько наличных денег таким образом я растерял в путешествиях по миру!). И не заметил. Парень, шагавший сзади, догнал меня и вернул их. А бежал я совсем не медленно. Топчась в очереди в кассу местного Центробанка, дабы наменять сувенирных монеток для коллекции, я выложил телефон и так и оставил его на кассовом окошке. По своей же рассеянности, безусловно. Прошёл пару кварталов – и хлопнул себя по лбу: «Телефон!». Поспешил обратно. Лежит, на том же месте, меня ждёт.
Я всё ждал, ждал из-за каждого угла бандитов, а они всё не появлялись. В нашем районе, как и везде в городках Латинской Америки, изредка прогуливались продавцы всякой всячины, обмениватели опустошённых газовых баллонов на полные и даже проповедники. В Центральной Америке – да что там, во всех странах третьего и первого мира – постоянно что-то проповедуют.
Во многих уголках планеты – и Гватемала не исключение – существует целая индустрия поющих Иисусов с микрофонами в автобусах, под песнопения которых порой плачет и лезет за кошельками добрая половина впечатлительных пассажирок, заговорщических приставальщиков на улице с чётками – это жулики помельче патриархов из РПЦ, но куда более артистичные и изобретательные. Однако почти все они живут в парадигме: «верующего человека – кто ж будет спорить, с тем, что Бог существует? – развести на кецаль или песо не так уж и сложно». А верующие (или, по крайней мере, считающие себя таковыми) в Латинской Америке ну почти что все. Разговаривать с липовыми проповедниками, зарабатывающими на жизнь впариванием иконок или собирающими мелочь, было довольно несложно:
– Друзья! Бога нет! – отрезал я, и у них ломался какой-то механизм в голове, и чаще всего, после моих просьб привести очевидные доказательства существования Бога, те отставали.
Не так важно, веришь ты в Бога или не очень – заявление во всеуслышанье о том, что его кто-то придумал, – хорошее оружие против попрошаек с коробками мелочи, слоняющихся по рынкам и автобусам Латинской Америки. Кстати, на Аматитлане находится настоящий православный монастырь. Туда я не попал – но не потому, что сомневался в существовании Бога, а день был не приёмный: двери монастыря открыты для прихожан, в том числе русских, проживающих в столице Гватемалы, только по воскресеньям. В монастыре иногда можно заметить и выходцев из России, с которыми мне довелось познакомиться на ближайшем празднике. День России в 2017-м году выпал на понедельник, поэтому тусовку по его случаю российское посольство назначило на ближайшие выходные. Приближавшееся мероприятие – то, ради чего я и приехал в неспокойную столицу.
Крупнейший город страны делится на пронумерованные зоны: опасные, очень опасные (самой опасной, рассадником преступности и наркотиков, считаетсязона dieciocho, восемнадцатая). По цифрам просто так не знающий человек ничего не вычислит – нужно интересоватьсяу местных. Особняком стоит зона 14 – самый цивильный район Гватемала-сити – тусовка как раз проходила тут, на одном из этажей элитной многоэтажки. Я и представить не мог, что во всей стране найдётся такой оплот цивилизации и порядка. Но из-за русского раздолбайства в организации всё, как обычно, делалось в самый последний момент: к стенкам приклеивались фотографии, когда гости уже топтались на пороге, «Балтика-девятка» и «Русский стандарт» спешно распихивались по холодильникам, по телевизору в авральном режиме ловили «ОРТ». Согласовываемые и отбираемые в течение нескольких недель подряд фотографии из моих многочисленных поездок по России ужались до пары десятков, распечатывались в последний момент, а перевод, который я несколько раз просил проверить на грамотность, – всё-таки мой испанский не так хорош, как у тех, кто не первое десятилетие живет в Гватемале, – оставили, как есть, с ошибками: «И так сойдёт!». Русское авось оставалось русским в десятке тысячкилометров от России. Русскоязычные и испанские переводы были, как нарочно перепутаны, а какие-то надписи относились к нераспечатанным фотографиям.
В спешке переклеивая и перевешивая фотографии, переворачивая российские флажки (они почему-то висели вверх ногами), я рухнул со стула, заработав синяк. С синяком, в шортах (последние свои штаны я выкинул ещё в Белизе) – я вышел на сцену к латиноамериканской и русской публике. Всё же, необычно было встретить такое большое количество русскоговорящего населения (не только из России, но и с Украины, из Прибалтики). Я рад был отведать разнообразных угощений и выступить перед русско-гватемальской публикой. Ещё необычней было показывать в Гватемале фотографии с Камчатки: снег, медведей, вулканы. Но публике, особенно гватемальской, понравилось. Как понравилась и викторина по истории далёкой холодной страны, о которой большинство гватемальцев знают только из учебников и телевизора.
Меня же можно было, при желании, уличить в антипатриотических настроениях: одел последние чистые белые носки с украинской вышиванкой, купленные в Прикарпатье. Но этого, думаю, никто не заметил на фоне остальных недочётов вроде перевернутых российских флагов. И, в конце концов, все недочёты в организации померкли на фоне десяти литров водки «Русский стандарт». В Гватемала-сити, в отличие от, например аргентинского Буэнос-Айреса, я не успел заметить сильного расслоения на русских и не-русских русскоязычных выходцев из бывшего СССР. На первый взгляд, живут тут все достаточно дружно и, в тысячах километрах от дома, вполне по-добрососедски. Проживают они, в основном, как раз в этой четырнадцатой зоне, районе с посольствами и подстриженными газонами, опасаясь ездить в местных автобусах. Про то, как я двигаюсь уже не первый месяц по земле – на всём, чем едется, интересно было послушать всем.
– Я не уникален в своём роде, – поспешил успокоить своих новых знакомых я. – Таких путешествующих – много. Да и вы можете покататься автостопом по стране, ставшей ненадолго, а, может, и навсегда, вашим домом. Тут вполне безопасно, особенно в провинции, ведь правда? – я поворачивался к гватемальцам.
Те кивали и улыбались, начиная вспоминать про свои родовые поместья в горной глуши и стараясь оторваться от «опасной» столичной действительности. Кто-то приглашал меня к себе в гости, в разные провинции. После моего выступления мне в рот полетели пельмени, шашлыки и блины, и я снискал популярность у гватемальцев, интересующихся Россией, а также у женской части русскоязычной тусовки, состоявшей преимущественно из тётушек сильно советского образца. В преддверии приближавшегося Мундиаля вопросов было особенно много.
– А можешь ли ты назвать какие-нибудь общие черты между Гватемалой и Россией? – оживились гватемальцы.
– Отвратительные дороги, – поразмышляв, нашёлся я. Про очевидную коррупцию говорить не стал: на тусовку были приглашены в том числе и чиновники с обеих сторон.
На мероприятии мне также встретился один гватемальский дедушка, который ездил автостопом в 70-е по Центральной Америке (от Панамы до Мексики), интересно было послушать и его, а не только самому почесать языком.
Праздник длился недолго, но этого хватило, чтобы отдельным гватемальцам из правительства перебрать с алкоголем и проиграть мне в армрестлинг: честь страны я не посрамил хотя бы в этом.
– Едем, русский! – схватил меня в обнимку Педро, работник министерства туризма. – Покажем тебе настоящую столицу!
Все, что происходило дальше, к официальной части мероприятия никого отношения не имеет. Я распрощался с русскими тётушками и прыгнул в машину к Педро. На улицах к тому времени заметно потемнело. Элитные правительственные гватемальцы, в пиджаках, с золотыми цепями и айфонами, на дорогих машинах, повезли меня по самым злачным местам и борделям и криминальным районам Гватемала-сити.
– Я тут главный! – кричал Педро, под воздействием «Русского стандарта» раскручивая и разгоняя свой спорткар.
Я был трезв и рвался за руль, чтобы не убиться и не убить остальных, но Педро яростно сопротивлялся. Время от времени я пытался включить аварийный сигнал, дабы дать знать прочим участникам движения, что за рулем сидит сумасшедший. Но было и так понятно: шарахались от нас и люди, и машины, и полицейские. Слоняясь от района к району, мои приятели втирали что-то сутенерам в глухих переулках, пытались пролезть в закрытые заведения, но всё без толку: было воскресенье, выходной.
– Парни, валили бы вы отсюда, – сурово говорили нам амбалы на входах в переулки.
– Putas estan dormiendo, – что значит «проститутки отправились спать», – так оправдывались министерские работники, не то передо мной, не то друг перед другом. Мне проститутки не нужны были, а вот побродить по таким районам глубоким вечером в сопровождении правительственных чиновников было познавательно.
Я все стоял и думал, кого будут грабить и убивать первым: меня или моих новых гламурных друзей, еле стоявших на ногах. К удивлению, не ограбили никого. Я не стал дожидаться, когда это наконец случится, бордели все были закрыты, и я отправился в свой чуть менее криминальный район последними автобусами. Так прошёл день России в Гватемале.
Проснувшись наутро, я позвонил Педро:
– Как дела? Помнишь что-нибудь?
– Не всё. Последнее, что я помню, это дуло пистолета у моего лба и крики: «Если вы не уберётесь отсюда, мы начнём стрелять!» Приезжай, покажу тебе центр, – закончил он.
– Странно, что я проснулся не на кладбище, – смеялся мой новый товарищ из министерства, когда мы встретились ближе к вечеру в городе.
В один из баров нас не пустили:
– Где твои штаны, парень? Почему ты в шортах?
Действительно, Гватемала – страна горная, и даже в тёплое время года горожане ходят в дешёвых джинсах из США. «Какая цивильная страна!» – подумал я про запрет на вход в бары в шортах. Прям как в московских клубах! Вокруг стаями ходят бомжи в обносках, а в бар – пожалуйста, без голых коленок. К счастью, совсем рядом, в центре города, продавали модные штаны чуть больше чем за бакс. Дешёвого американского тряпья в Центральной Америке навалом. Удобно. Купив брюки, я вошёл в бар. К вечеру, после моих очередных рассказов о приключениях, друзья Педро отвезли меня в мой элитно-криминальный район. После зоны 18 мне он показался образцом спокойствия.
Хоть на Рублёвке можно было жить бесконечно, я решил ехать дальше на юг. Бандитских разборок в Гватемале мне хватило, столичная жизнь наскучила, и я засобирался в якобы самую опасную страну мира – Сальвадор. По пути к границе я заскочил в Эскуинтлу – родину того самого грустного клоуна-полуникарагуанца из Антигуа – только лишь для того, чтобы отдать дань уважения его родине, и в Пуэрто Сан Хосе – маленький прибрежный посёлок. Похвалиться красотами океанического побережья Гватемала, в отличие от Мексики, не может: это не её фишка. Серый песок и серое небо, широкий замусоренный пляж, облезлые собаки. Но в Гватемалу я ехал, прежде всего, не за морем, а за горами, людьми и атмосферой. Чего и получил сполна!
Совсем недалеко от границы у меня окончательно доломалась молния на рюкзаке. Ехать дальше было невозможно. Я заскочил на один из придорожных рынков и разыскал там башмачника. Возле него топталась кучка крестьян. Каждый чего-то ждал: кто сумку, кто ботинки.
– У этого парня emergencia (Экстренный случай), – заметил меня обувщик. – Давай сюда свой рюкзак!
Не обсчитав меня ни на копейку, через четверть часа он вернул мне рюкзак с починенным замком. Работа была сделана качественно: с рюкзаком я дотянул до самой России, замок прослужил ещё два года. С чувством благодарности за всё гватемальцам, я шагнул в вечеревший бандитский Сальвадор.
Комментариев нет