Гайанское бездорожье, или самая убитая дорога Южной Америки

Когда за несколько лет до описываемых событий я путешествовал по Индии, мне казалось, что хуже индийской вариации английского языка быть не может. В этом году дорога забросила меня в Белиз. Там, кроме уже упомянутых индусов-эмигрантов, живут карибские негры, которые говорят на креольском – ещё более искажённом варианте английского. А представьте себе, что будет, если индийцев и карибских негров поселить вместе и объявить официальным английский язык? К ним добавить испаноговорящих латиносов, для разнообразия. Непременно венесуэльцев и кубинцев, которые и на родном-то испанском говорят очень специфически. Они скрываются тут от режимов в своих не очень благополучных странах. И, конечно, завезти немного вездесущих китайцев – надо же кому-то торговать в магазинах. Получится Гайана. Язык тоже получится… очень даже английский!

Вы когда-нибудь слышали, как общаются по-русски на таджикско-узбекской границе? Так вот, английский в Гайане во много раз хуже. В странах, где английский язык не является официальным и экономическая ситуация позволяет, модно посылать своих детей на учебу в страны англоговорящие. Думаю, отправить ребенка поучить русский язык куда-нибудь в киргизский кишлак – и то более разумная затея. Работающая в гуманитарной миссии в Гайане знакомая американка, с которой мы болтали на кухне хостела, пожаловалась мне:

– Мне почти год потребовался, чтобы начать понимать их «английский».

Строго говоря, Гайана, как и соседний Суринам, к Латинской Америке не относятся. Исторически так получилось, что ни испанского, ни португальского тут не знают, а кроме официального английского каждая этническая группа использует свой родной язык. На улицах – китайские надписи вперемежку с индийскими храмами. Исламский мулла (не все живущие тут потомки индийцев – индуисты, есть и мусульмане) заглушает негров, разносчиков фаст-фуда, а испаноговорящие латиносы продают кубинскую и венесуэльскую пищу, предпочитая про английский даже не вспоминать.

При всем разнообразии и необычности, население Гайаны не составляет даже миллиона человек. Часть из этого неполного миллиона когда-то училась в СССР. Связи между нашими странами не сказать, чтобы крепкие, но имеются. И отнюдь не банановые, как с Эквадором: бананы в столице Гайаны Джорджтауне стоят подороже, чем в московском супермаркете.

Первое, что бросается в глаза опытному путешественнику из России, – до боли знакомое бездорожье. Именно оно делает Гайану почти изолированной от внешнего мира: в Венесуэлу можно попасть разве что нелегально через джунгли, в визовый Суринам – только редкими лодками, которые отправляются раз в сутки, а от Бразилии Джорджтаун отделен пятисоткилометровым ужасом под названием шоссе.

Именно по этому шоссе я и пересекал границу Бразилии и Гайаны на своём мотоцикле. Дорога, попетляв, как лист Мёбиуса, из правосторонней превратилась в левостороннюю. Левостороннее движение, как и язык, достались гайанцам от англичан. В веке двадцатом англичане постепенно вернулись на свою историческую родину, даровав пятьдесят лет назад стране независимость.

Приятно было услышать знакомый английский язык после малопонятного мне португальского. Пограничники все-таки старались придерживаться норм классического языка Шекспира. Выходило у них не очень, поэтому документы на провоз мотоцикла мне выдать забыли. Вместе с Бразилией закончился и асфальт, и я начал буксовать по гравийным и песчаным канавам. Гайана – страна отнюдь не бедная, но на дороги правительство денег выделять не спешит.

Ломающийся багажник, отлетающие зеркала и полное отсутствие других транспортных средств – развлечение не для слабых духом. Пробить колесо на такой дороге было сродни самоубийству. Все местные возят с собой запасные колеса и доверху залитые канистры с бензином. У меня с собой не было того, ни другого. После поездки по гравийным направлениям впору проводить полноценное техническое обслуживание своего транспортного средства.

Выбившись из сил и проехав каких-то километров сорок, я завидел одинокую избушку в полукилометре от «трассы». Первые следы цивилизации от самой границы. Это в какой-нибудь Индонезии или Мексике крестьяне ютятся друг у друга на головах. Тут, на гайанском бездорожье, необжитой территории вдоволь, как у дореволюционных дворян. Землевладения напоминают какое-нибудь Пушкиногорье.

Я свернул к домику. С лаем выбросились собаки. В этих широтах я, в шлеме и на рычащем мотоцикле, казался инопланетянином.

– Я сюда перебрался, потому что могу жить, как помещик, – делился хозяин избы. – В ту сторону – посевы, в ту – просто земля. Тоже моя.

А так вообще я сам из Бразилии. Полжизни тут живу, – в речи мужичка в майке-алкоголичке слышался лёгкий португальский акцент.

– Только комары тут, смотрю, свирепствуют, – заметил я.

– Да, вот тебе целый дом, спи в нём. Электричества тут, правда, нет. Фонарь имеется?

– Да, конечно. Скажите, а я один тут такой езжу? Или всё-таки появляются мотоциклисты? – поинтересовался я у сеньора.

– Лет пятнадцать назад так же, как и ты, какой-то мотоциклист из США постучался к нам. Ну а так, больше не припомню. Это дорога не для мотоциклов. Тут даже внедорожники после пяти-десяти ходок перебирать надо. Кстати, мы с женой живём во-он там, – он показал на дом побольше, который и был заметен с трассы. – Если что, зови криком или фонариком, я увижу.

– Хорошо, спокойной ночи.

Поставив сетчатый каркас от палатки прямо на кровать, чтобы не сожрали комары, я уснул.

На следующее утро я выдвинулся дальше. Сорок километров, проделанных в предыдущий день, – не такой уж большой процент от общего маршрута в пятьсот с лишним. А старый мотоцикл уже начал натужно потрескивать.

Проваливаясь в ямы и лужи, с переменным успехом объезжая канавы и буксуя в небольших болотах, за несколько дней я залепил себя и мотоцикл грязью почти полностью. Грязь покрыла мотор так, что даже перестало сочиться вечно вытекавшее до этого масло. Впрочем, мой мотоцикл явно подвергался серьёзному испытанию. Колёса и мотор не подвели, а вот багажник, сваренный венесуэльцами по моему персональному дизайну, от таких нагрузок попросту оторвался. Я сел на дорогу и стал ждать. Солнце палило с гайанской страстью. Тут из-за поворота показались настоящие гайанцы на квадроциклах. Однозначно, лучшего транспорта для местных дорог было не найти.

– Что приуныл, парень? – завидели они меня, мой погрустневший мотоцикл и разбросанные вокруг вещи.

Я указал на багажник.

– Ехать дальше не могу… Закинете барахло к себе до следующей деревни? Там есть сварщик?

– Конечно, давай! – негры быстро покидали мои шмотки к себе и дали по газам.

С рюкзаком я мысленно распрощался. Очень уж лихо они улетели в деревню, до которой было ещё километров тридцать по колдобинам и лужам. Петляя по деревне и ища своих новых спасителей, я увидел тётку, стиравшую белье.

– Негров не видели? – спросил я, потом опомнился: да тут все не сильно белые. – На квадроциклах, – быстро уточнил я.

– Нет, таких не знаем и не видали.

Всё-таки я зря волновался. Как и на бездорожье Якутии и Камчатки, тут, в Гайане, человек человеку – друг. Медленно покачиваясь в гамаках, негры караулили мои мешки.

– Спасибо! – поблагодарил их я. – А сварщика где найти?

– В соседней деревне, но сегодня воскресенье, он, возможно, пьяный и на футбольном стадионе.

Чем не Россия? Я отправился на стадион и разыскал сварщика. Напиться он не успел, было ещё утро, поэтому багажник мы быстро привели в порядок, и я отправился дальше, ещё раз поблагодарив квадроциклистов и сварщика. С отъездом из Венесуэлы не только бензин, но и услуги по бесконечной реанимации моего железного конясильно выросли в цене. По дороге какие-то другие негры угощали меня бензином, а индусы – молоком.

Так, на бензине и молоке я кое-как через пятьсот километров тряски выбрался на асфальт. На горизонте маячил Джорджтаун. За пару десятков километров до него, почуяв ровную дорогу, я решил размяться и дать отдохнуть двигателю. В излюбленном месте отдыха простых гайанцев, Hauraruni Creek, я заглушил мотор. Досуг их не сильно отличается от нашего: беседки возле пруда и водка под музыку. Узнав, что я из России, негры энергично принялись угощать меня водкой.

– Видишь, какая! – «Ivanoff» значилось на этикетке.

– Хочешь, ставь тут свою палатку.

– Не, мужики, я уже не первый день еду от бразильской границы. Хочу в город, в цивилизацию.

Уже в темноте я въехал в Джорджтаун. На улицах города продавали креветки ценой дешевле хлеба, кричали торговцы и стояли деревянные хижины. В Гайане вообще все деревянное. Деревянный порт, деревянные министерства и посольства, деревянные музеи. А церковь святого Георгия в самом центре столицы считается самым высоким деревянным храмом всей Южной Америки. Внутри – орган. На удивление металлический. Слоняющиеся от безделья негры носили разноцветные шапки, а индусы продавали источающую запах Индии еду.

Хозяина гостиницы, в которой я обитал, деньги, казалось, мало интересовали. Он пускал пожить бесплатно: заезжего русского мотоциклиста, пару велосипедистов из Аргентины. Сам же он занимался курением разнообразных веществ. На все это равнодушно взирал Ленин в виде бюста. Помощник хозяина гостиницы мне сказал:

– Мой дядя учился в Краснодаре, до сих пор помнит что-то по-русски. У нас тут многие знают русский язык. Я бы тоже поехал поучиться, да холодов боюсь.

Хозяином был огромный негр, для простоты представившийся Джоном.

– Мы просим всех постояльцев немного помочь в гостинице, но ты отдыхай давай, отмывай свой мотоцикл.

Я вспомнил свое гондурасское волонтёрство. Там за неделю я не ударил пальца о палец. Но тут мне стало интересно.

– Да я не устал, что делать-то надо?

– Скамейку покрасить, но это так, слабоинтеллектуальная работа. Ты в кондиционерах понимаешь?

– Вообще говоря, нет. Но давай гляну. Что случилось?

– Да он гудит невыносимо, внутри какая-то штука отвалилась. Постояльцы отказываются ночевать в этом номере.

Мы поднялись в комнату по деревянной скрипящей лестнице. Кондиционер действительно жалостно жужжал.

– Дай-ка отвертку.

Я сунул отвертку в щель работающего кондиционера.

«Бах!» – раздался страшный треск. Из кондиционера вылетела какая-то штука. Но зато он больше не жужжал, продолжая работать и охлаждать воздух.

– Выключи! Включи! – командовал я. Кондиционер действительно перестал жужжать.

Так за пару минут я стал специалистом по кондиционерам.

– А ты шаришь, парень! – восхитился Джон, втягивая в себя ароматы марихуаны.

– Давай ещё что-нибудь починю! – вошёл во вкус я.

– Вот ещё, – в соседней комнате был сломан выдвижной ящик шкафа.

Я подёргал его, что есть силы, потом, с ещё большей энергией, захлопнул с плеча. После этого ящик стал функционировать, как новый.

– Видишь, даже отвертка не понадобилась.

– Ну ты даёшь! Можешь жить у нас, сколько хочешь.

Я ещё покрасил скамейку и освободился от работы насовсем. Мотоцикл, отмывшись, стал работать, но электричество по-прежнему коротило, и снова потекло масло. Зеркал на нем не осталось. Что смог, я починил подручными средствами, с остальным поступил по-гайански: махнул рукой. Оставалось несколько дней на осмотр города.

Сам Джорджтаун – это какая-то редкая смесь ислама, индуизма и пофигизма. В смешении языков, религий и диалектов я даже нашёл последователей индийского аватара Саи-Бабы, у которого я как-то гостил незадолго до его смерти. Я периодически выезжал на мотоцикле сделать круг почета по городу, а неподалеку от хостела в индийском культурном центре даже нашел бесплатные занятия йогой.

Культурная жизнь столицы не сказать, что кипит ключом. Но в картинной галерее ожидалось открытие выставки какой-то заезжей художницы. Я заглушил мотоцикл и шагнул внутрь музея.

– Парень, мы закрыты. Готовимся к выставке. Завтра будет открытие, но только для СМИ. А ты приходи на следующей неделе.

– Ну а я кто? Вот моё журналистское удостоверение. Российское.

– Годится, – охранник покрутил карточку с важными английскими словами: «PRESS» и «International». Держи приглашение!

Картины оказались так себе, а угощения – вполне даже ничего.

Личный охранник Фиделя Кастро, Хуан Рейнальдо Санчес, писал о Гайане сорокалетней давности:

«Из тридцати курсантов моего потока я стал единственным, включённым в состав эскорта высокопоставленного деятеля Хуана Альмейды Боске во время его визита в Гайану. Я ещё ни разу не покидал своего родного острова и сгорал от нетерпения и возбуждения при мысли, что открою для себя мир, начав с этой экзотической страны, граничащей с Бразилией, Венесуэлой и Суринамом. Помню, что когда я прилетел в её столицу, Джорджтаун, то особенно меня поразили социальные различия: и через десять лет после получения независимости в бывшей Британской Гвиане белая элита по-прежнему жила в комфорте, как в колониальные времена, а негритянское население ютилось в жутких условиях в трущобах, ходило в лохмотьях. Какой шок! В сравнении с Гайаной Куба была настоящим эльдорадо».

В Джорджтауне сегодняшнего дня белой элиты не наблюдается: сплошные негры, индусы и латиносы. Мне было несложно смешаться с этой пестрой толпой, а вот одну мою слишком белую, но не слишком элитную знакомую из Петербурга гостеприимные гайанцы пытались задушить и ограбить посреди бела дня в центре города. Правда, и у меня самого проблем хватало, и не только с мотоциклом. Снова разболелся зуб. Позвонив в российское посольство и поинтересовавшись, где тут лечат зубы, я в конце концов решил потерпеть до Бразилии. Любые вопросы: починка зуба, ремонт компьютера и мотоцикла – в Гайане решаются не так-то просто: всем лень. Я оставил все дела на потом, ведь до конца французской визы, по которой я собирался въезжать во Французскую Гвиану, оставалось совсем немного.

Осмотрев Джорджтаун, я помчался на границу с Суринамом. Большинство стран южноамериканского континента пускают россиян без виз. Упрямятся только Суринам и Французская Гвиана, являющаяся частью Франции. За пару десятков километров до границы я остановился у белоснежной мечети. Тут потомки выходцев из Индии изучали исламские науки: при мечети было крупное медресе.

– Эй, мотоциклист, откуда ты?

– Из России, спешу на паром в Суринам.

– Проходи, у нас как раз завтрак.

Позавтракав, я поспешил к парому. До окончания регистрации оставалось с полчаса. Начитавшись о том, что гайанцы любят всякие бумажки, я заранее приготовил целую кипу. Прививка от желтой лихорадки, виза Суринама, международные водительские права и даже дорожная грамота от редакции – всё это должно было сделать меня максимально благонадежным в глазах пограничных бюрократов. Таможенники внимательно изучили мои документы.

– А где страховка для Суринама?

– У меня такой нет. Пропустите так!

– Нет, езжай в райцентр, делай страховку.

– Не успею же до отправления парома.

– Успеешь!

Я завёл мотор и помчал обратно, сжигая последние капли бензина. Как назло, была суббота. Во всей Латинской Америке в субботу ничего не работает. А в Гайане любят работать ещё меньше, чем в странах-соседях.

– В понедельник приходи, – развёл руками охранник.

Я поспешил обратно на границу, снова надеясь на удачу. Пограничники ещё раз внимательно изучили мои документы.

– Не хватает ещё двух бумажек. Их ты должен был взять на бразильской границе и привезти сюда.

– Но у меня их нет, что же делать?

– Езжай обратно в столицу. В понедельник все бумажные дела сделаешь, во вторник вернёшься обратно.

Терять ещё три дня и накручивать четыреста километров совсем не хотелось. Гайана – страна приятная, но не настолько, чтобы кататься туда-сюда от столицы до границы за нужными непонятно кому бумагами. Мне выдали адрес конторы в столице и имя контактного лица и захлопнули перед носом решетку.

– Мы никому не делаем исключений, извини, – саркастически улыбнулась безразмерная тётка в ещё более безразмерной форме. Её помощник запер ворота.

– И не забудь страховку, иначе не пустим! – напомнили они.

Обратно до первой деревни мотоцикл пришлось толкать: бензин закончился.

В деревне я познакомился с лодочниками, обещавшими меня переправить на ту сторону. Вместе с мотоциклом. Местные все так делают, и не ждут редкого официального парома. Но мне не хотелось. Тогда б все опять оказалось нелегально, и по новому кругу мне бы пришлось бороться уже с бюрократами суринамскими.

– Нет уж, спасибо. Подожду понедельника.

Я вернулся в медресе.

– Мы так и знали, – покачали головами мусульмане в тюрбанах. – Что ж, оставайся ночевать, завтра поедешь в свой Джорджтаун.

Пообзванивав своих знакомых и достучавшись поздним субботним временем до главного столичного начальника по бумажкам, мусульмане сунули мне трубку:

– Он хочет с тобой пообщаться.

– Из России, говоришь, – на русском, почти без акцента, раздался голос из трубки. – Ну ты не расстраивайся, приезжай в понедельник, за пятнадцать минут всё сделаем.

Я слегка засомневался, делая скидку на местный менталитет.

– А откуда вы русский знаете? – удивился я.

– Ну, когда-то в Союзе учился. Теперь вот начальником работаю. Правда, сам я завтра в командировку улетаю, но своих ребят предупрежу, бумагу выдадим влет!

– Физическое присутствие мотоцикла требуется?

– Нет, только документы на него.

– Спасибо, – поблагодарил я и положил трубку.

Посмотрев воскресным утром на игру в крикет (еще одно наследие британского владычества), я неспешно поехал в столицу. Автостопом. От мотоцикла и проблем, связанных с ним, я уже порядком устал. Мотоцикл бросил на заднем дворе мечети.

Ранним утром в понедельник я явился за заветной бумажкой в министерство транспорта, надеясь, что все уже предупреждены о моей ситуации.

– Что? Как так? – ворчала тетка, предки которой когда-то давно приплыли в Новый Свет в качестве рабской силы. – Как ты мог умудриться забыть эту важную бумагу на бразильской границе?

– Ну, не я забыл, таможенники забыли.

Та стала названивать то на одну, то на другую границу, пытаясь выяснить, кто виноват, и ругаясь то на таможенников, то на меня. Наконец она отвела меня к начальнику покрупнее.

– О, это дело серьёзное, – зачесал нос тот.

– Но мне начальник вашего начальника сказал, что всё за пятнадцать минут сделаем. А я слоняюсь тут уже третий час.

Прибежала тётка.

– Тебе нужно писать объяснительную на имя заместителя министра. И показать нам свой мотоцикл.

– Но мне же сказали, что наличие мотоцикла необязательно. Я оставил его на границе.

– Сейчас мы позвоним туда, там разберутся.

Через несколько минут, когда я дописывал объяснительную, она прибежала снова.

– Где мотоцикл? На границе, говорят, его нет.

– Я оставил его в мечети, для безопасности.

– Ах, ты посмел мне врать! Ты сказал, на границе.

– Ну, недалеко от нее, в двадцати километрах.

– Ладно, сейчас мы с границы отправим делегацию в медресе, чтобы сверить номера. Дай телефон имама.

Наконец, все номера были сверены, и с границы раздался звонок. Объяснительная отправилась в урну замминистра, а у меня в кармане оказалась заветная бумажка.

– Но не забывай, тебе нужно временное разрешение на управление транспортным средством. Его ты на границе сделать, конечно, тоже забыл? Отправляйся на второй этаж. Там тебе помогут.

– Да я уже проехал на мотоцикле всю страну насквозь, – взвыл я, – Никто ничего не спрашивал. И больше по Гайане я ездить не собираюсь.

Мотоцикл на границе, Суринам меня ждёт. Не нужны мне никакие временные права.

– Такие правила, – развели руками негры-бюрократы и отправились сидеть под кондиционерами и перебирать другие, не менее важные, чем моя, бумажки. А я отправился на другой этаж. Шёл третий час перерыва на обед. Гайанцы, мечтавшие получить водительские права, покорно стояли, сидели и лежали в очереди. Для инициирования всей процедуры нужно было оплатить пошлину, наделать кучу копий разных документов и… подождать несколько дней.

«Зря я, что ли, международные права в Москве получал?» – поразмыслил я, не горя желанием проходить второй круг ада. На оборотной стороне прав Гайана значится в списке стран, подписавших конвенцию в 1968 году, почти сразу после обретения независимости. Плюнув на получение прав, я побежал на выезд из города, вылавливать попутные машины. Жаркое гайанское солнце собиралось скрыться за верхушками мечетей и индуистских храмов. Мусульмане вновь приняли меня радушно. С последним намазом я ввалился в мечеть и рухнул спать.

Наутро на границе принимала новая смена, и даже работал магазин беспошлинной торговли. Продавцы подарили мне чекушку водки. Казалось, Гайана хотела загладить передо мной свою вину. «Тридцатью семью с половиной градусами, да и таким малым объёмом вину не загладишь», – подумал я, но подарок принял. Водка была не настоящая русская, а французская. На этикетке, однако, красовалась русская фамилия. Видимо, изобретение кого-то из эмигрантов. На бумажку, которую я такими трудами добывал, обивая пороги министерств и канцелярий, никто даже не взглянул. Я оплатил проезд, затолкал многострадальный мотоцикл на паром и уплыл в Суринам.