Летом на уругвайском побережье кипит жизнь, приезжают отдыхающие со всей планеты, а зимой она похожа на зимние Гагры – пуста и уныла. Картину дополнял болеющий Мигель.
Мигель – бродяга старой закалки, еще в 70-е и 80-е годы ездивший нелегально в грузовых поездах по Южной Америке, пока те еще работали, и попадал в разные истории, о которых мне с удовольствием рассказывал.
А уже в наше время забирался в еще большие дыры, типа индийского Кашмира, где его принимали за талиба из-за не по-уругвайски длинной бороды, и Приднестровья. Можете себе представить уругвайца в Приднестровье, в Белизе или в Македонии? Мигель, возможно, был единственным. У Мигеля, уже не молодого дядьки, нашли рак, и он проходил курс химиотерапии. Ему было тяжело заканчивать свою карьеру путешественника. Он глядел на зимние морские волны, кутаясь в плед и рассказывал мне истории из своей жизни.
– А раз, на рубеже семидесятых и восьмидесятых, когда я в очередной раз возвращался на товарняках из Перу и осел поработать ненадолго в пригороде Буэнос-Айреса, в городке Эль Тигре, мне снова пришлось поменять маршрут. До дома я в тот раз не доехал. Мой друг позвал меня работать в Бразилию. В те годы Аргентина только-только отделалась от длительной эпохи диктатуры, цены и зарплаты росли. Нам, нелегальным боливийцам, уругвайцам и аргентинцам с северных провинций, платили по 600 долларов; и мы были очень рады. А зарплаты в Бразилии составляли примерно 30 долларов в месяц.
– Примерно, как на Кубе сейчас?
– Ну да. Но я рискнул и поехал в Бразилию. «Там куча возможностей!» – заверял меня друг. Выучил португальский, с напарником мы раздобыли холодильник за сто баксов, который много лет до этого стоял в курином магазине, и занялись производством еды, а в соседней мастерской из дешевой древесины мы сколачивали красивые столы с закосом под элитные. Покупателями нашими были, в основном, богатые бразильские евреи, а иногда даже советские моряки. Мы быстро разбогатели и отстроили неплохой дом, но в 89-м пришлось из Бразилии уехать.
– Интересно ведь тебе было тогда! Безо всяких мобильников и интернетов путешествовали, никаких банковских карточек не существовало, возили наличку с собой, поезда катились по континенту, и работа была.
– Да, экономический расклад в регионе в те годы был совсем иной. Уругвай был дыра дырой, и работать тут не было никакого смысла. Поэтому я постоянно искал способы сбежать отсюда – попутешествовать, поработать. Это сейчас ты видишь хорошие дороги, элитные деревни на берегу. Все это выросло за последнее десятилетие.
Немного поправив своё финансовое состояние в последние четверть века и обзаведясь испанской женой перуанского происхождения, Мигель не забросил путешествия, предпочитая по полгода проводить то в Северном, то в Южном полушарии.
Я смотрел вместе с Мигелем на волны, слушал и вдруг сказал ему:
– А ведь тебе есть, что рассказать внукам.
– Да, вот только нет внуков у нас… И детей тоже.
Перебивая друг друга, Мигель и его жена Пилар продолжали:
– Самое интересное с нами происходило в декабре 1992-го в Москве. Мы летели откуда-то транзитом и решили остаться на пару дней в бывшей столице только что развалившегося Советского Союза. Билеты были дешевые, тем более нам предоставляли гостиницу. На конец декабря у нас была назначена свадьба в Перу, но попасть мы на неё не успели. Натурально застряли в предновогодней Москве. При посадке выяснилось, что «Аэрофлот» поменял рейс, и теперь самолет в Перу летит с пересадкой не на Кубе, как мы планировали, а в Кана-де, визы которой у нас не было. Транзитная виза свежеобразовавшейся Российской Федерации была рассчитана всего на три дня и тоже заканчивалась. С нас трясли взятки абсолютно все. Тетка из «Аэрофлота» готова была посадить нас на самолет через Канаду за лишние пятьсот долларов. При повторной посадке, уже через несколько дней, придрались к размеру нашей и без того компактной ручной клади. Переводчик нам намекнул, что вопрос можно решить двумя пачками «Мальборо». «Иначе – сдавайте в багаж!» – говорила тетка на регистрации. Всем были нужны деньги или хоть какая взятка. Народ был очень бедным и отчаянным.
– Кажется, я где-то видел это, совсем недавно, в Венесуэле, – перебил я Мигеля.
Он улыбнулся и продолжил:
– Женщины в дорогих шубах с меховыми лисьими шарфами на улицах возле метро торговали литровыми бутылками с растительным маслом – для нас это было так удивительно! Нас грабили на Арбате подростки, пытались выселить из аэропортовой гостиницы при «Ше-реметьеве» посреди ночи, решив, что мы нелегальные иммигранты и хотим остаться в России навсегда. Хотя куда там оставаться! Это был мрак! Но зато всё стоило копейки, такси туда-обратно из аэропорта до Красной Площади нам обходилось в пару долларов, все музеи и рестораны – примерно в ту же сумму. В конце концов, мы получили канадскую визу и улетели. Через две недели, вместо планировавшихся двух дней. Впоследствии мы отсудили у испанского агентства, продавшего нам билеты и сорвавшего нам свадьбу, аж тринадцать тысяч долларов. Но ничего из этих денег нам не досталось. Похоже, наш иск основательно подорвал экономику того агентства и окончательно его утопил. «Аэрофлот» все свалил на агентство и платить нам отказался. Но Россию мы полюбили и возвращались туда еще раз, в 1999-м, чтобы проехать по Транссибу.
Русского языка Мигель с женой, конечно, не знали.
За долгими беседами проходили наши вечера в маленьком городке с названием Атлантида. Если кто-то думает, что Атлантида утонула, то это не так. Я сам, лично убедился в том, что она цела, гостя у старого уругвайского бродяги Мигеля.
В это время очень приятно поразмышлять о прошлом и будущем, подумать, что останется после тебя. И неважно, через сколько мы все умрем, – думалось мне, – главное – чтобы было что вспомнить. И мне, на тот момент тридцатилетнему, и Мигелю, которому было далеко за шестьдесят, было, что вспомнить и о чём рассказать: не только друг другу, но и всему миру. Днём же я катался по соседним городам на мотоцикле: Мигель одолжил мне своего железного коня, и я с удовольствием изучал окрестности, вспоминая свой венесуэльский опыт. В придачу к мотоциклу мне досталась симпатичная уругвайка, снимавшая у Мигеля домик по соседству.
Курортные приморские города вне сезона живут совсем расслабленной жизнью, тихой, монотонной. С уругвайкой мы объездили всё побережье – и даже добрались до бразильской границы. Пунта-дель-Эсте – единственная узнаваемая достопримечательность Уругвая, торчащие из песка каменные пальцы; пустынные национальные парки с капибарами и другими неведомыми животными; ветренные пляжи, по которым мы часами шагали, промокая насквозь. Уругвайка стойко переносила наши вылазки.
Через несколько дней после знакомства, когда мы искал ночлег в городке с грозным названием Пунта-дель-Дьябло («Мыс Дьявола»), сеньора, в дом которой я постучался, увидев табличку «сдаются номера», взволнованно ответила:
– Знаешь, я не могу сейчас тебя принять. Этот дом я сдаю только летом, а сейчас, в низкий сезон… Понимаешь, тут не убрано… Грязно немного. Нет… – путалась она. – В общем, на улице холодно, поэтому в комнате растет куст конопли, и я не хочу его тревожить. Извини, – развела руками сеньора.
Я лишь рассмеялся и снял домик по соседству. Ничего дьявольского в спящем прибрежном городке обнаружить не удалось.
На границе с Бразилией находится городок Чуй. Добрались мы и дотуда. Дороги в Уругвае хороши, и даже если нет мотоцикла, неплохо работает автостоп. Как обычно на всех бразильских границах, погранпереход как таковой отсутствует, все желающие шастают туда-сюда. Бразилия – страна изобилия и, по сравнению с Уругваем, весьма дешёвая, поэтому по ту сторону весь посёлок утыкан магазинами беспошлинной торговли. Затарив целый рюкзак, наведались в приграничный Чуй и мы.
Вернувшись в Атлантиду, мы одарили Мигеля и Пилар всякой приграничной всячиной.
Ещё несколько вечеров я слушал мигелевы истории, прерываемые постоянным кашлем. Угостив Мигеля и его соседей борщом, я пожелал своему старому уругвайскому другу скорейшего выздоровления. Не сказать, что я верил, что он вскоре излечится, но шутки и бодрое настроение, иногда прерываемые кашлем, как-то не вязались с мыслью, что мой друг может скоро умереть.
– Мигель, Пилар, – лучшего приёма в Уругвае я ожидать не мог! Спасибо вам. Ещё обязательно увидимся.
И хоть я посетил ещё несколько мест этой замечательной страны, но Уругвай так и остался в моей памяти тихой, спокойной Атлантидой, с кутавшимся от болезни в плед Мигелем и размазывающей по щекам слёзы уругвайкой: не уезжай, rusito!
***
Заканчивая свою книгу и аккуратно перечисляя благодарности, я несколько недель назад писал в послесловии: “Уругваец Мигель, благодаря своему упорству и воле к жизни, излечился от рака (и даже добрался до Нагорного Карабаха – многие ли уругвайцы добираются до Закавказья?)”
Действительно, в 2019-м Мигель был не так далеко от меня, и судя по фотографиям и голосу, оставался весьма бодр. Пару раз по телефону мне даже пришлось помочь ему в переводе с испанского на карабахский вариант русского.
– Заезжайте в Москву. Уругвайцам визы не нужны.
– Не, не в этот раз. Летим в Барселону.
(У Мигеля и Пилар – по два гражданства).
Но увы. Пару дней назад до меня докатилась новость. Мигеля не стало. Прах Мигеля захоронят в Барселоне, когда наладится авиасообщение.
Miguel Angel Ferrari Acosta
28/05/1954 – 06/06/2020
Роман Устинов
Выпускник МГУ, журналист, путешественник. Совершил 27-месячное кругосветное путешествие. Автор книг «Разноэтажная Америка», «Автостопом по социализму, Свобода по талонам» (о Кубе) и других.
Комментариев нет