Сальвадор: начало великого борщ-тура

На въезде в Сальвадор штампов в паспорт не ставят. Действительно, вдруг обладателя паспорта там убьют? Тогда зачем переводить краску? На самом деле, четыре самых бедных и неспокойных страны Центральной Америки – Сальвадор, Гватемала, Никарагуа и Гондурас – объединились в подобие местного Шенгена, разработав общие визовые правила для иностранцев и назвав себя «Центральноамериканской четверкой». Сальвадор оказался зажатым между соседями и полностью им доверяет.
Шутки шутками, но доверие к соседям не мешает Сальвадору действительно оставаться одним из самых опасных мест на Земле. По официальной статистике, количество убийств на душу населения тут самое высокое в мире. Сальвадорцы винят в своих бедах США. Дескать, всех самых отъявленных бандитов – выходцев из Сальвадора, орудующих в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке – после отсидки в тюрьмах отправляют на родину, особо не церемонясь. Не найдя работы, они продолжают свои увлекательные занятия, отчаянно стреляя друг по другу в бесконечных разборках и дележе территории. Туристы гангстеров, к счастью, заботят мало.
Однако иностранцы сюда особо не спешат. Слишком напуганы. Они предпочитают ездить на короткие экскурсии в Сальвадор в сопровождении охраны из чуть более спокойной соседней Гватемалы. Гватемала тоже находится где-то на верхушке хит-парада самых опасных стран, но Сальвадор ей пока переплюнуть не удалось.
Честно говоря, в страну с такой репутацией въезжать было немного волнительно. Разумно рассудив, что в крупных городах меня, несомненно, поджидают бандиты, я решил начать знакомство со страной с турне по деревням. «Ruta de las Flores», или «цветочный маршрут», считается самым безопасным и туристическим местом в стране. Да вот что-то туристов здесь не было видно. «Наверное, не сезон», – подумал я. «Добро пожаловать в наш город, город без насилия и преступлений!» – встречали въезжающих в города цветочного маршрута надписи.

В самом туристическом и спокойном городе маршрута, на смотровой площадке дежурили три вооруженных автоматчика, с лентами патронов на поясах и в бронежилетах. Всё по-серьёзному.
– И что, много тут грабят? – поинтересовался я.
– Да, случается, – ответили любезные полицейские.
Магазины, бильярдные, аптеки, театры, библиотеки – тоже часто охраняются солдатами и запираются на засовы и решётки. Даже в городках без преступлений и насилия.
К стадионам, озёрам и паркам приставлены вооруженные солдаты, сразу по нескольку штук.
А прежде чем войти в любое мало-мальски приличное заведение, нужно постучаться и дождаться, пока охранник или продавец окинет тебя взглядом сквозь прутья, убедится в непреступности твоих намерений и отворит металлическую решётку. Зайдёшь в церковь – а там не священник, а сторож, и вместо Библии – ружьё. Для безопасности.
– Сколько же охранников в этой стране! – не уставал поражаться я, фотографируясь с некоторыми из них. При всей напряженности ситуации в маленьком государстве они умудрялись оставаться доброжелательными по отношению к случайным туристам.
В городах покрупней, например, в Санта-Ане, возле каждого магазина дежурит уже не по одному охраннику с ружьём, а по два. На случай, если одного застрелят. Ну, или, если вдруг один начнет грабить кассу, чтобы второй мог защитить магазин от первого. На рынке же в Санта-Ане каждый лоток – это отдельная клетка, которая запирается в случае опасности.

В бильярдную тоже пускают только своих, но и меня пустили, в виде исключения. На стенке в бильярдной висел список должников: «Эти люди без стыда и совести! Этот должен 3 доллара, этот – 50!» У каждого должника было свое обидное прозвище. Некоторые имена были вычеркнуты или закрашены. «Наверное, погибли в перестрелке, так и не успев отдать долг», – усмехнулся про себя я.
Впрочем, не только бильярдные и охранники украшают сальвадорские посёлки. Главным украшением улиц, несомненно, являются огромные кучи североамериканской одежды: футболок, штанов и кофт, разумеется, не первой свежести. На доллар можно купить целый гардероб. Зачастую тряпки навалены прямо на тротуаре, ведь в Сальвадоре церемониться не принято. К некоторым особо ценным кучам приставлен не только продавец, но и вооружённый охранник. На случай налёта преступников.

Зайдя в магазин поприличней, на витрине я увидел футболку с русской надписью: «МЫ ВЕЗДЕ». «Вот уж, действительно, МЫ – везде!» – подумал я. Продавщица, увидев заинтересованность в моих глазах, покрутила товаром у меня перед носом, начав всячески нахваливать футболку. Не сразу она поняла, что перед ней иностранец. На сальвадорца я все-таки похож. А когда поняла, то удивилась и попросила перевести надпись на испанский. Я перевёл, заметив, что футболка сделана совсем не в России, а в Гаити. Сзади – двуглавый орел, как полагается.
– Ну, за такую футболку и доллар не жалко! – воскликнул я.
– Два! – решила поторговаться тётка.
– Ладно, давай за полтора.
– По рукам!

По Москве бы я в такой ходить не стал, а тут, в Латинской Америке, – в самый раз. «Наверное, это самая дорогая футболка во всем Сальвадоре, – подумал я. – Зато не сэконд-хенд».
В целом, сальвадорские цены весьма привлекательны для приезжих. Несколько лет назад страна решила отказаться от собственных денег и перешла на североамериканские доллары. Не от хорошей жизни, конечно. Даже при нынешних невысоких ценах старшее поколение вздыхает по старым, когда в стране ходили песо и сентаво. Тогда всё было ещё дешевле. Питаться и наряжаться спокойно можно за четвертаки – двадцатипятицентовые монетки. Сальвадорцы их забавно называют «cora», на испанский лад (от англ. «quarter» – «четверть»). Все те горы мелочи, что в США валяются под ногами и за которыми даже лень нагибаться, можно аккуратно собрать и зажить по-королевски в Сальвадоре!
За два четвертака можно запросто ехать на междугороднем автобусе целый час. В США – на родине четвертаков – за такую цену не сядешь даже в самый дешевый городской автобус. А тут – пожалуйста, все по-честному и с билетиками. Интуристов в сальвадорском общественном транспорте, в отличие от гватемальского, обманывать не принято. По причине отсутствия этих интуристов. К тому же, в автобусах иногда сжигают пассажиров заживо. Причём жертвами становятся не бандиты, и даже не интуристы, а обычные мирные жители. Новости об этом молниеносно подхватывают все мировые СМИ. Других новостей, кроме как об убийствах и сожжённых автобусах, из Сальвадора почему-то не поступает.

Сальвадор назвать страной туристической, конечно, сложно. Однако, если не соваться в опасные кварталы столицы (список их есть в Интернете), да и в целом избегать крупных городов, то времяпрепровождение тут может оказаться очень даже увлекательным. Тихоокеанское побережье – рай для бюджетного сёрфинга. На берегу гринго – гости из США – встречаются нередко, особенно в высокий сезон. Автостоп в стране – лучший в регионе. А ловить машины можно хоть всемером – в этом я убедился на собственном опыте, путешествуя в компании своих новых сальвадорских и французских друзей, тоже не побоявшихся навестить самую бандитскую страну планеты. Бандиты по дорогам почти не ездят, предпочитая работать над закреплением статистики и стрелять друг по другу в трущобах столицы. Да и пистолет тут можно купить гораздо дешевле, чем машину. Поэтому автостопом перемещаться здесь безопасней, чем транспортом общественным.
Люди в Сальвадоре – одни из самых гостеприимных в мире, и уж точно самые доброжелательные в Центральной Америке. Не такие закрытые, как в Гватемале, но такие же честные.
Добравшись до первого приграничного городка Ауачапан и пополнив свой запас футболок, я быстро пришёл к выводу, что в городах делать нечего. «Что ж, – крутя карту, размышлял я. – Название посёлка Хухутла вполне подойдёт. Направлюсь-ка я туда. Тем более, судя по схеме, это начало маршрута». Цветочного маршрута.
Приехать в страну, не зная о ней ничего, кроме того, что она занимает первое место в мире по количеству убийств на душу населения, – вполне разумная тактика. Обзавестись друзьями заранее я тут тоже не успел.
Хухутловцы на главной площади играли в карты и отчаянно приветствовали меня, размахивая руками. Неподалеку в простенькой забегаловке торговали пупусами по четвертаку – савальдорским специалитетом – жирными вкусными лепёшками с сыром, бобами и всякой всячиной. «Ну вот, на сытый желудок и бандиты не страшны!» – воодушевился я, быстро заправившись пупусами, и размышлял, куда двигаться дальше. Возле центральной площади – классической по латиноамериканским стандартам – стоял стенд с обшарпанной картой, специально для таких редких туристов.
«Parque nacional el Imposible» – национальный парк почему-то назывался «Невозможно». «Странное название, наверное, придумали для того, чтобы отпугнуть
случайно забредших сюда туристов. Вот и проверим, посибле или импосибле!» – решил я и запрыгнул в последний пикап, двигавшийся в нужном мне направлении.

Перемещение по сальвадорской глуши – увлекательнейшее занятие: едешь за 25 центов по бездорожью на пикапе, пытаясь удержаться за бортики или протянутый вдоль всего кузова поручень. Потом дорога кончается: ремонт, обрыв, канавы. Все выходят, проходят пешком сколько-то сот метров, волоча свои тюки и сумки, садятся в следующий пикап и опять лезут в карманы за новыми двадцатипятицентовиками. Проехав так несколько отрезков, я обнаружил себя в деревушке без названия. Был поздний вечер, но о фонарях не могло быть и речи. Народ, как муравьи на сахар, стекался церковь: кто-то с фонариками, кто-то на авось, поскальзываясь и падая в канавы.
Я занырнул в церковь и тихо присоединился к песнопениям. Посмотрел, как сходят сума евангелисты: причитают, плачут, молят господа о прощении. Пастор по нарастающей спирали заводил прихожан своими криками и завываниями. Мерцала низковольтная лампочка – одна на весь приход. Как полагается, между рядами ходили помощники пастора и собирали деньги. Подарил им белорусских рублей, во славу Господа.
– Пастор, – говорю, как закончилось представление. – Вы тут рассуждали о Боге, помощи и взаимовыручке. А где тут у вас в деревне переночевать можно? Выручайте!
– А иди вон в школу, там тебя и впишут, – не растерялся пастор.
Прекрасно! Поблуждав по тёмной деревне, я отыскал школу.
– Я от пастора, – сказал я настороженно выглянувшему из-за калитки охраннику.
– Давай, давай, проходи, – тот удивился моему акценту. – Спать будешь в директорской! А чтобы не кусали комары, разбивай палатку, – он указал мне на комнату с доской и столами. – Я сам тут сплю, – рядом стояла ещё одна палатка.

В школе, несмотря на глухость деревни, были вода и электричество, и даже душ из бочки нашёлся. По-королевски.
Наутро, прощаясь со мной, охранник пригнал кучу детей: чтобы те сфотографировались с заморским гостем.
Первая ночь в Сальвадоре прошла успешно – и я продолжил свой путь по Ruta de las fl ores. Странно, но при всей обшарпанности и бедности, Сальвадор выглядел всё-таки куда цивилизованней некоторых азиатских стран. Подвозивший меня на пикапе парнишка Альфред, хлипкий на вид, после того как я помог разгрузить ему тюки возле какого-то ларька на толкучке, спросил:
– Есть ли у тебя Фейсбук?
– Фейсбук есть, только интернета нет.
– А я тебе раздам! – улыбнулся он.
В марте 2020-го он отчаянно барабанил мне в этот Фейсбук: «Что происходит, что происходит?! Что за вирус?! Мы все умрём! Мы окружены! В Сальвадоре пока ни одно случая, но вокруг свирепствует опасность: в Гондурасе – 2, в Панаме – 4! Если в нашей бедной стране появится хотя бы один заболевший, наша система здравоохранения не справится!» – сокрушался он. На следующий день власти Сальвадора предусмотрительно закрыли границы. Но это не помогло. Ещё через пару месяцев Альфред грустно написал, что всё-таки заболел. К счастью, он выздоровел, избавившись от коронавируса, и успокоился.
Интересно было ехать и идти по Ruta de las Flores: автостоп простой, автобусы – такие же, как и в Гватемале, и в остальной Центральной Америке, – разукрашенные чикен-басы – дешёвые, а на всех достопримечательностях – вооружённые охранники.

В один из вечеров я прибыл в небольшой городок и побрел по навигатору в гостиницу. На улицах было темно, но почти не страшно. Стучусь в дверь.
– У вас тут гостиница? – спрашиваю.
– Нет, какая гостиница? – высунулась из двери сеньора, разглядывая меня с улыбкой.
– Ну вот, на навигаторе у меня отмечена.
– Нет тут никакой гостиницы, но ты давай, проходи, чувствуй себя, как дома, – пригласила она меня внутрь, услышав мой неместный акцент.
Сын сеньоры – мой ровесник по имени Родриго – содержал мастерскую по ремонту мотоциклов. Так и остался я на ночь в гостях у простой сальвадорской семьи. Утром, напившись кофе с отцом Родриго, мы прогулялись до водопадов и покатались на мотоцикле по окрестностям: среди груд металла в мастерской нашелся один рабочий байк. Грабить меня никто не собирался.
Находить ночлег в маленьких сальвадорских городках оказалось совсем не сложно! «Так где же опасности и убийцы?» – спросит читатель. Что ж, расскажу вам про главного сальвадорского убийцу. Я с ним познакомился лично: он чуть не убил меня.

В городок под названием Нахуйцалько (некоторые местные шутники называют его Нахуй-Йорк, на североамериканский лад) мы приехали вместе с Родриго.
– Смотри! – воскликнул я, увидев посреди шумного рынка ржавое допотопное колесо обозрения. 35 центов – и крутят тебя на большой скорости минут пятнадцать. Пока не одуреешь. Да так быстро, что и обозреть ничего не успеваешь – только оборзеть: полный оборот – за 3–4 секунды. Колесо скрипит, дети визжат, и даже мне показалось очень страшно. А рулевой всё дает и дает газу. Того и гляди, что слетит колесо с оси. Местные жители так мне и сказали: ровно 10 лет назад тут колесо и улетело, рухнуло.
– Полезли? – Родриго немного посомневался, но не ударять же в грязь лицом перед новым иностранным другом.
– Полезли! – сомневаясь, согласился он.
К счастью, в наш приезд всё обошлось – колесо осталось на месте, со скрипом и скрежетом замедлив ход и дав мне спрыгнуть на землю. А главный сальвадорский убийца улыбнулся мне и дернул рычаг, вновь запуская сумасшедшее колесо, до отказа набитое нахуйцальковскими школьниками… Других опасностей за всё оставшееся время в крошечной центральноамериканской стране я так и не повстречал.

Забыв, как обычно, по рассеянности зарядку от ноутбука в домике Родриго, я отправился в Санта-Ану – второй по величине и бандитскости городок Сальвадора. Местный паренёк по имени Джонни открыл ржавым ключом старый, пропахший нафталином дом:
– Живи! Тут раньше жила моя abuelita (бабуля), но теперь она в лучшем мире, и дом пустует.
На стенах висели запылённые чёрно-белые фотографии, и ощущалось, будто я перенёсся на машине времени в прошлое. Интернета в доме не было – старая бабушка Джонни перед уходом в иной мир провести его не успела, а сам Джонни тут не жил. По вечерам приходилось прогуливаться до ближайшего парка с общественным доступом в сеть и интернетиться там, поглядывая по сторонам и ожидая, когда кто-нибудь выдернет из моих рук телефон и закончит мой сеанс веб-сёрфинга.

Возле Санта-Аны расположилась красивейшая лагуна Коатепек с фешенебельными – по местным меркам – домиками, а рядышком когда-то пыхтел вулкан Санта-Ана. Отправившись туда налегке, я впервые повстречал большую группу бледных туристов, в сопровождении вооруженной охраны. Те уже спускались с вулкана. Их охранник поинтересовался у меня:
– Ты что, один?
– Ну да.
– Аккуратней, там опасно и могут быть бандиты, – охранникам явно нужно было отрабатывать миф про забандиченность страны и как-то продвигать свои услуги редким туристам.
А туристы, кажется, слишком буквально приняли советы из путеводителей «держаться большими группами». На вид их было штук семьдесят. На слух – из США.
«Зачем бандитам вулкан?» – подумал я и продолжил подъём. Денег с собой я все равно не брал, поэтому даже если бы встретились грабители, кроме вулканического песка, мне им подарить было абсолютно нечего. Бандитов на вулкане я не нашел. Да и вообще никого не было, нас было двое: я да вулкан.
На макушке потухшего вулкана, взглянув на карту, я решил: тут можно срезать и вернуться в село к Родриго за забытой зарядкой. Как обычно, желание убить сразу нескольких зайцев, завело меня в тупик. Проваливаясь в давно застывшую лаву, я «срезал». Тропинки по камням никакой не было, но, казалось, что ещё вот-вот, пара прыжков и подтягиваний, и я выйду куда нужно. Эта любовь к срезкам у меня давно,
в крови. «Возвращайся!» – сказал внутренний голос. Злясь на себя в стотысячный раз, разглядывая расцарапанные коленки и содранные ладони, я возвращался. К Родриго я съездил на следующий день, нормальным автобусом.
Хорошо, что в этот раз не вышло, как с кипятильником в Мексике: в бедном
Сальвадоре я вряд ли нашёл бы зарядку к своему редкому ноутбуку, пришлось бы заниматься перепайкой проводов.

Через пару дней я уже гулял возле столицы по пирамидам с рюкзаком. Когда-то давно в Сальвадоре жили индейцы майя. Те тоже любили воевать с соседними племенами, но тогда было совсем другое время. Сегодня сюда пускают туристов за деньги, а руины, оставшиеся от пирамид, охраняют вооруженные солдаты. Наверно, чтобы не разграбили современные бандиты.
Тут я повстречался с толстым и добродушным сальвадорцем. Он работал туристическим гидом. После пяти минут знакомства он пригласил меня жить в свой скромный дом на окраине столицы. Разве можно представить, чтобы какой-нибудь москвич случайного сальвадорца, ну или таджика, скажем, в Ясной Поляне позвал к себе в гости пожить?
– Мой отец – коммунист и участвовал в революции, – заулыбался Марвель – так звали моего нового друга. – Вам будет, о чём поговорить.
Коммунистические идеалы докатились до Сальвадора очень поздно – в семидесятых, так что в стране ещё полно бывших революционеров. Двое из них, мужики за пятьдесят, показывали нам следы пулевых ранений, полученных в те лихие годы. С ними мы познакомились в центре города возле главной и единственной достопримечательности – церкви с потолком из стекла, Iglesia del Rosario. По ней прогуливался суровый охранник с ружьём.
– В те годы тут было ещё опасней, чем сегодня! – заверяли мужики.

В тот день Марвель решил выступить для своих новых друзей в роли гида и поводить нас по достопримечательностям центра столицы. Но главной достопримечательностью Сальвадора, несомненно, были люди: весёлые, добрые, отзывчивые. Отец Марвеля называл своего сына ласково «Марвелитро», намекая на его толстый живот и любовь к пиву. Сам он любил напитки покрепче. Перепробовав всё, что можно, и закусив пупусами, мы горланили революционные песни на русском и испанском, а потом отправились в парк.
– Будем пить водку, как настоящие русские!
– А не опасно ночью в парке, на окраине Сан-Сальвадора? – интересовался я у Марвеля. – Да и полицейские могут привязаться, за распитие.
– Не переживай, у нас не принято за распитие забирать. Это не возбраняется. Да и полицейские сюда не суются. Они, дураки, думают, что тут очень опасно. Но, на самом деле, тут безопасно, я в этом районе всех знаю!
– Давай, может, сперва в бар? – предложил я.
– Не вопрос, только их тут не так много.
В одном из заведений как раз заканчивался рок-концерт. Оттуда высыпали сальвадорцы в кожаных куртках – толстые и худые, пьяные и трезвые. Что ж, не успели.
– Но у нас есть последняя попытка, – хохотнул Марвель. – Maricones!
Это слово пока что мне не встречалось.
– Сейчас узнаешь.
Мы шагнули в душное помещение. «Какое омерзение!» – размышлял я, наблюдая хватавших друг друга за причинные места разгоряченных от жары и музыки не то мальчиков, не то девочек. Если в Сан-Франциско ещё можно было как-то смириться с тем, что местные педерасты худо-бедно гармонично вписываются в окружающую действительность, то тут, в нескольких километрах от эпицентра криминальных разборок, танцующие геи вызывали когнитивный диссонанс. Вся моя толерантность куда-то улетучилась.
– Пошли лучше знакомиться с девчонками и пить водку на улице, – предложил я. Никакие бандиты мне уже не были страшны – были страшны нахально подмигивавшие потенциально опасные содомиты, с которыми мы, как кильки в банке, набились в душном баре. Марвель с охотой согласился. Мы вышли на воздух. На улице стояла полночь и жара. Несмотря на поздний час, было довольно людно. Девчонки нашлись быстро и беспроблемно. А слово «maricon» – педик – навсегда осталось в моём словарном запасе. На всякий случай.

Марвелитро разрешил мне гостить у него, сколько захочу. Во дворе, по соседству с петухами, висели гамаки и стоял большой диван. Жил он неподалеку от крупнейшего университета страны, студенты которого, в свое время, были участниками тех самых коммунистических переворотов и забастовок. На баррикады ходил и отец Марвеля. В память о тех событиях стены факультетов и по сей день разукрашены портретами Ленина, Че Гевары и коммунистическими лозунгами. Район, где я ненадолго поселился, – не очень богатый, но закрывавшийся на внушительную железную дверь.
– Видишь, как у нас безопасно? – хвалился мой новый толстый друг, почёсывая свой живот. – Держи ключ от калитки. Иногда мы закрываемся от бандитов. Но они не знают про секретный проход в наш barrio (район). Потом тебе покажу.
Через пару дней, как-то возвращаясь домой, я заметил, что дверь снята с петель и валяется возле забора. Целая рота бандитов могла бы пролезть теперь в безопасный barrio.
– А, ерунда! – махнул рукой Марвель. – Ничего не случится. Идём домой!
– Слушай, русский, – на следующее утро поинтересовался у меня отец Марвеля, – а ты можешь приготовить нам чего-нибудь русского?
Честно сказать, до этой просьбы ничего мудрёнее гречки я для себя никогда не готовил. Усложнять еду для её последующего потребления – явно не мой удел, особенно во время длительных путешествий. Но просьба таких хороших людей, просто так приютивших меня, простого mochilero (туриста), стала мне лишь в радость.
– Про борщ слышали?
Сальвадорцы повертели головами.
– Хорошо, я постараюсь сделать всё, чтобы никто не отравился.
Суповой набор для борща нашёлся на рынке быстро – была даже раздобыта свёкла.
Через несколько часов содержимое огромной горячей кастрюли с красной жидкостью радовало сальвадорские желудки. Всем понравилось. Даже мне.
– К нам на днях должны приехать ещё пара русских, – заявил Марвель.
– Что ж, неплохо, как раз им осталось немного борща! – поддержал я.
– И ещё французы! – Марвель недавно зарегистрировался на сайте международного гостеприимства, и ему и его семье было очень радостно принимать в своём небогатом доме столько заморских гостей.

Приезд русских – парня и девчонки – разочаровал всех. Оказались они из новомодных веганов. При этом веганов-нищебродов с весьма хамоватыми нравами, устраивавших свои порядки, хватавших без спросу чужие вещи и напрягавших всех окружающих.
– Где пароль от Интернета? – первым делом спросили русские веганы, сбросив рюкзаки.
– Слушайте, мы же ждём вас уже не первый час под дождём, Марвель на такси на автовокзал ездил, чтобы вас там поискать, но от вас ни слуху, ни духу. Как так?
– Ну, мы же не на такси ехали, а автостопом! – развели руками веганы, даже не подумав извиниться перед Марвелем.
Каучсёрфинг – штука такая, не знаешь, на кого нарвёшься. Ближайшие несколько дней нам предстояло пожить вместе. От борща, так усердно сберегаемого мною для соотечественников, те отказались:
– Мы же веганы!
Вновь прибывшие постоянно интересовались у всех вокруг о составе еды, поглощаемой у них на глазах, в надежде, что часть продуктов попадет и им в рот.
– Ах, это масло, мы такое не едим! – и ради них мама Марвеля должна была идти на рынок, искать другое масло, не животного происхождения. В бедных странах Латинской Америки масло не выбирают: какое есть – на том и готовят. Да и еду обычно не выбирают: что найдут – то и едят. За веганов мне было откровенно стыдно. Но я ничего не мог поделать: гостеприимство Марвеля зашкаливало.
– Слушай, у вас в России все такие? – спрашивали меня шёпотом по очереди то сальвадорцы, то французы. – Почему они не пьют водку, а только всё время недовольны чем-то?
– Ну, я вроде не такой, – зачем-то оправдывался я.
Марвель заметно погрустнел. Ещё бы: веганы согнали его с кровати, и ему пришлось всю ночь ворочаться на жаре в своем неработающем автомобиле, ржавевшем во дворе.
– А где туалетная бумага, почему её нет?
– Где у вас зубная паста, что-то не видно?
– А почему интернет такой медленный?
«Какой же ужас…» – думал я. Перед сколькими представителями международного клуба гостеприимства они успели за это путешествие опозорить себя и всех нас?
После какой-то вечеринки, деньги на безалкогольные коктейли на которой убеждённые трезвенники-веганы заняли у меня и у французов, мы возвращались на двух машинах: на такси и на подбрасывавшей нас машине друга Марвеля. Услуги таксистов в Сальвадоре – одни из дешёвейших во всей Центральной Америке. Но только не для наших новых друзей: узнав, какая из двух машин бесплатна, те бойко растолкали нас локтями и уселись на заднее сиденье. Возвращали одолженную десятку веганы с трудом. Мне становилось всё стыдней. Я слышал про подобных персонажей в русскоязычных путешественнических тусовках – и даже пересекался с такими в России, но за границей столкнулся с ними впервые.

Как-то раз у меня сломался компьютер, и я решил отправиться на инженерный факультет университета. Добродушный студент Хорхе – большой знаток России и компьютерный гений – помог мне с починкой и рассказал свою историю.
– Несколько лет назад я поступил учиться в Иннополис (в Татарстане). Нужно было только оплатить самолёт, все остальное Россия обещала предоставить. Но у родителей не нашлось денег на билет. Пришлось учиться у себя дома. А в Россию очень хотелось! Я даже завёл себе русскую подругу по переписке…
Позже, в гостях усебя дома, Хорхе показывал мне настоящую коробку из «Почты России», в которой приехали подарки от его русской возлюбленной. Жил юный ботаник в Санта-Текле, местном Зеленограде, городке-спутнике бандитской столицы. Действительно, холодная Россия для сальвадорского студента – чтото очень далёкое и труднодоступное. Несмотря на то, что социалистические времена позади, Россия по-прежнему помогает студентам из стран-голодранцев типа Сальвадора получить бесплатное высшее образование. Сейчас родители Хорхе снова копят на билет, на этот раз, чтобы отправить его в магистратуру. В том, что он поступит снова, никто не сомневается.

Вместе с Хорхе учился его друг Луис. Слушая мои истории с открытым
ртом, те попросили научить их… путешествовать!
– Ну как я вас научу? Хотите, – ну поехали куда-нибудь автостопом.
На пляж соседний, например. – Вот! – ткнул я в карту. Плайя Лас-Блас. А потом – на вулкан! – вулканов в стране хоть отбавляй, и мы выбрали самый интересный и сложный, Сан-Сальвадор: в его потухший много тысяч лет кратер можно было спуститься пешком.
– Ага, ага, это очень хорошие места! – подтвердили мои друзья.
Они ещё не знали, что им, вспотевшим и расцарапанным, придётся карабкаться по веткам, переходить вонючие ручьи вброд и, как обычно, «срезать».
Отдельно вдвоём с Луисом – Хорхе нужно было готовиться к экзамену – мы отправились в Армению. Обнаружив на карте множество Армений в Центральной Америке, я задался целью написать про них статью.

По прибытии, долго не думая, я постучался в мэрию, располагавшуюся на центральной площади города. Встретили нас тепло, невзирая на поздний час. Выяснилось, что несколько лет назад к ним уже приезжал настоящий армянин, ныне гражданин Канады. Фотографию с ним поместили на первую полосу местной армянской газеты: не каждый год в Армению ненастоящую приезжают настоящие армяне.
Среди известных уроженцев сальвадорской Армении, кстати, оказалась и жена французского лётчика Антуана де Сент-Экзюпери, того самого, что написал «Маленького принца». Я, по всей видимости, был третьим в плеяде замечательных жителей и гостей сальвадорской Армении. Правда, фотографии на первой полосе местной газеты я почему-то не удостоился. В сальвадорской Армении коньяка тоже не водилось, зато мэр города угостил меня кофе. Этого добра тут навалом.
– Мы многому научились у тебя, русский, – восторгались молодые студенты.
«Да вроде ничему и не научил их особенному», – мысленно пожал плечами я.
– Давайте лучше приезжайте ко мне в Россию!
Я вытащил из рюкзака купленную недавно футболку.
– Тебе она нужней, – протянул я её Хорхе. – Держи!
«Мы везде», – значилось на ней.
Таким образом, футболочный баланс Сальвадора я не нарушил.

На следующий день мы большой компанией отправлялись в сторону Гондураса, в маленькую деревушку возле третьего по величине города страны Сан-Мигеля. У Марвелитро там жил дружбан по имени Пана. Хорхе не отпустила заботливая мама: другой конец государства размером с Ивановскою область – слишком далеко и опасно для начинающего компьютерного гения.
– Somos Mochileros (мы туристы)! – переминаясь с ноги на ногу на автовокзале, весело колотил себя по брюху Марвелитро, будто перепутав, где находится его mochila (рюкзак): на спине или на животе. Видно было, что Марвель основательно собрался в серьёзный поход, но наспех скомканный и нелепо торчавший из его рюкзака спальный мешок лишь придавал ему комичности.
Веганов Марвель зачем-то потащил с собой: куда их денешь? Те очень возмущались, что автобус оказался не дешёвым и битком набитым чикен-басом за полтора доллара, а дорогим, кондиционированным и за три.
– Мы вообще-то автостопом ездим! – таким образом оправдывая вновь занимаемые у французов однодолларовые монетки, возмущались веганы.

От Сан-Мигеля, скупая ром и пупусы, автостопом мы добрались до нужной деревни. Редкие пикапы без разговоров подбирали нас всемером. Несколько дней мы гостили в деревенском доме в сальвадорской глуши, лёжа в гамаках и размышляя вслух о том, куда бы пойти. Рюкзак со спальным мешком Марвеля валялся в углу и не очень-то пригождался. Mochileros из нас выходили прямо-таки никудышные. Из всей активности – я решил проявить инициативу – мы занимались только армрестлингом. Лишь единожды мы выползли на соседние водопады, а по вечерам вместе с французом Йоаном ходили играть в футбол с местными детьми. Остальные были не в силах из-за жары, лени и похмелья. Борясь с больной головой, Марвель как-то вдруг вспомнил, что он – профессиональный гид, и потащил нас по местам боевой славы своих соотечественников, сражавшихся во времена гражданской войны в этих местах. Вечером он предложил:
– Давайте купим что-нибудь. Для Паны. Только у меня денег нет, – Марвель был не из богатых.
Мы с французами без проблем полезли в карманы, на ходу сочиняя, что бы купить.
– Мы же в деревне! Значит, где-то тут должен быть самогон, – нашёлся я.
Веганы, возмущаясь, отрезали:
– Мы не пьём ваш алкоголь и не едим мясо!
Однако сами не отказывались от угощений, если те не противоречили их религии, уже успевшей порядком поднадоесть всем окружающим. Через час я заметил их сплёвывавшими на глазах у торговки четвертьдолларовыми пупусами результаты её труда.
– Мы же просили без сыра! – вновь чем-то были недовольны они.
– Слушайте, зачем вы так себя ведёте? – впервые решил поинтересоваться у них я – и… пожалел. С шипениями и возмущениями веганы накинулись на меня.
– Да мы, да мы…! Знаешь, как мы принимаем в гостей у себя дома в России? Ничего ты не знаешь!
– Нет, не знаю. Да как-то и не хочу, – ответил я и безо всякого устного осуждения ушёл спать. Но осадок остался.
Через несколько дней мы тепло прощались с Марвелем. Тот мне протянул записку.
– Тут несколько адресов в Гондурасе, Никарагуа, от меня и от отца. Все эти люди будут ждать тебя в гости, а ты… Готовь им борщ!
– Да без проблем! – мы хлопнули друг другу по рукам.
С этого момента начался мой гастрономический борщ-тур по Латинской Америке. Почти два следующих года гондурасские, панамские, бразильские, аргентинские, чилийские и боливийские рты нахваливали ранее неведомое им блюдо, облизывая красные от свёклы ложки.
– А вы, ребята, – повернулся я к русским и заговорил уже на родном языке. – Верните нашим товарищам доллары, что у них заняли.
Те попытались сказать что-то в своё оправдание. Но я их уже не слушал. Закинув рюкзак на плечи, я один пошёл через горы в Гондурас.