Примечание переводчика
В предвыборном интервью Хавьер Милей раскрывает свое понимание прав человека, в том числе права на жизнь, а также свое отношение к теме социального государства.
“Голубой шарф” – движение противников аборта в Аргентине.
“Зеленый шарф” – движение за легальность аборта в Аргентине.
“Плавающее означающее” – см. “Пустой знак” в Википедии.
Хавьер Милей: Я придерживаюсь определения либерализма Альберто Бенегаса Линча: «Либерализм – это неограниченное уважение к жизненному проекту ближнего, основанное на принципе неагрессии и защите права на жизнь, на свободу и на собственность». Если мы хотим изобрести что-то большее, то для того, чтобы дать это одному, нужно будет отобрать у другого.
Возьмем для примера, право на минимальную заработную плату. Минимальная заработная плата означает, что если тебе не нравится рыночная зарплата, ее нужно повысить искусственным образом.
Алехандро Фантино: Это не будет минимальная зарплата.
ХМ: Извини. Что происходит дальше? Компания хочет получить компенсацию за выплаты сотрудникам, которые превышают то, что определяется рынком. У этого есть последствия, статические и динамические. Во-первых, она будет нанимать меньше работников, чем ей нужно. А дальше: как это влияет на размер прибыли? Что происходит в этом контексте – это то, что ты сокращаешь инвестиции. А значит, создаешь меньше рабочих мест в будущем.
Во-вторых, создается параллельный рынок, что, по принципу короткой руки, приводит у формированию диапазона договорных цен, ‒ а ведь это и было единственным, что волновало рабочих.
Кроме того, ты оставляешь их безработными. И здесь нечто очень интересное. Поскольку все эти работники, которые были готовы работать за зарплату ниже, чем минимальная, которую ты навязываешь при помощи принуждения, чтобы достичь равенства, – все эти работники оказываются за пределами рынка, они остаются безработными. В чем тут проблема? Они остаются за пределами рынка, и у них нет способа вернуться на рынок. Они остаются безработными и становятся рабами государства. И какое же право им дали в итоге? Понимаешь?
И потом мы видим, что, например, планы по борьбе с безработицей увеличивают безработицу, планы по борьбе с нищетой увеличивают нищету.
Так обстоит дело с искусственно созданными правами. Кто-то должен за них платить. А если кто-то должен платить, то нарушается свобода собственности. У этого есть динамические последствия, потому что люди реагируют на стимулы. И результат намного хуже, чем то, что хотели исправить.
АФ: Мы поняли, что ты – за свободу, ты человек свободы.
Что ты скажешь о такой теме, как права меньшинств?
ХМ: Что такое права меньшинств?
АФ: Например, субсидии каким-то кате. Например, для членов ЛГБТ-сообщества.
ХМ: Субсидии? То есть кто-то должен получить деньги. Я задам вопрос.
АФ: Извини.
ХМ: Нет, пожалуйста, мы будем говорить об очень конкретных вещах. Чтобы разоблачить все существующие мифы. Вопрос такой. Ты хочешь дать кому-то субсидии. Кто-то должен платить их. Как их платят?
АФ: Считается, что тот, у кого больше…
ХМ: Нет. Как их платят?
АФ: Их платит государство.
ХМ: А государство – где оно берет деньги?
АФ: Из налогов, которые я плачу.
ХМ: Ты добровольно платишь налоги?… Я имею в виду, если тебе дали бы выбор, платить налоги или не платить? Ты скажешь, что платил бы?
Понятно, что это происходит не под дулом пистолета.
Самое главное в этом – то , что кому-то дается как некое «право» – это на самом деле субсидия, которую кто-то должен заплатить из своего кармана. То есть ты отбираешь деньги у одного человека, чтобы дать их другому. То есть здесь две вещи, во-первых грабеж, а во-вторых – неравенство перед законом. И судя по признакам того, о чем мы говорим,это называется позитивная дискриминация –affirmative action.
АФ: Да, в социологии это называется позитивная дискриминация. Совершенно верно.
ХМ: Вопрос в том, почему ты решаешь давать этим людям эту субсидию? Разве ты их не унижаешь таким образом? Почему ты так к ним относишься? Ты считаешь, что они меньше других? Я считаю, что перед законом все равны.
АФ: Похоже, ты говоришь, что существование какого-то закона – это недостаточно.
ХМ: Давай поговорим о законе. То, что нечто легально, что какой-то закон разрешает это, не значит, что это легитимно, то есть по-настоящему законно.
АФ: То, что нечто легально, не означает, что это легитимно? Приведи пример.
ХМ: Например, примут закон, что через 15 минут можно будет убивать кого угодно.
АФ: Да, это совершенно нелегитимно.
ХМ: Но это будет по закону. Для кровожадных.
АФ: Ты думаешь, есть какие-то законы, которые нелегитимны?
ХМ: Огромное большинство законов нелегитимны.
АФ: В Аргентине?
ХМ: В мире. Потому что присутствие государства нелегитимно.
АФ: Я хочу спросить об одном законе, который стал неким знаменем, тем, что в социологии или философии называется плавающим означающим. Это закон о прерывании беременности, об аборте. Ты согласен с этим законом?
ХМ: Я против.
Потому что он противоречит праву на жизнь.
АФ: Вы хотите пересмотреть этот закон?
ХМ: По крайней мере состоится плебисцит.
АФ: И если результат плебисцита будет в твою пользу?
ХМ: Закон будет отменен.
Пусть аргентинцы решают. Потому что процесс принятия закона был весьма несовершенным.
Так что, если аргентинцы на самом деле верят в убийство беззащитного человеческого существа в утробе матери… Понятно…
АФ: Ну то есть, вы организуете плебисцит…
Эта тема кажется мне чрезвычайно деликатной. Это очень важный моральный вопрос. Проблема с темой аборта состоит в том, что есть очень плохие люди, которые считают себя продвинутыми и самыми крутыми… на самом деле речь идет о пост-марксистской идеологии, противопоставляющей человека природе. Экологический радикализм тоже ее часть. И самый кровавый вопрос – это вопрос аборта. Речь идет о зверстве, об ужасных заблуждениях Римского клуба. В конце 60-х – начале 70-х годов одно из предсказаний Римского клуба было таким: они говорили: смотрите, мир использует все эти ископаемые ресурсы для производства энергии. При таком уровне потребления к 2000 году будет отключено электричество. И тогда погибнет большая часть мирового населения, и останется бы один миллиард. Чтобы этого не произошло, стали пропагандировать аборты. И вот они верят, что они такие продвинутые, а на самом деле это просто люди, которым промыла мозги кровожадная политика, основанная на ошибке. Сколько людей было к 2000 году? 6 миллиардов 250 миллионов. А сегодня больше 8 миллиардов. Но это ошибка не только Римского клуба.
Все это началась еще раньше. Римский клуб называют неомальтузианцами. То есть эти идеи восходят к Мальтусу. Но я скажу вам кое-что еще. Не только к Мальтусу. Если мы проследим это дальше назад, и изучим Тору – и когда мы учим Тору, там есть часть, которая объясняет, как египтяне взяли в рабство еврейский народ и как они пытались истребить его. То есть, если вы хотите изучать, вы можете найти эти вещи уже в Торе. Когда египтяне хотели уничтожить еврейский народ.
АФ: Давай перейдем к экономическим вопросам, и через 15 минут ты будешь свободен. У тебя есть экономическая программа.
Только я хочу высказать свое личное восприятие этой темы. У нас хорошие отношения и я очень ценю и люблю тебя, и я хочу сказать тебе, хочу тебе посоветовать: это право было завоевано, Хави. Не надо плебисцита.
ХМ: Нет, это не может быть завоеванным правом иметь возможность убивать других людей.
АФ: Это хорошая позиция. Но есть и другая. Если вдаваться в этот вопрос… Я не зеленый шарф и не голубой.
ХМ: Я голубой шарф. Я заявил о том, что я воинствующий сторонник голубого шарфа. И моя позиция основана на философском вопросе, на биологическом вопросе и на математическом вопросе. И противоположная сторона не может ответить ни на один из этих вопросов. Ты хочешь увидеть дебаты между либералами по этому вопросу? Между Глорией Альварез, зеленый шарф, и Агустином Лахе, голубой шарф. И ты увидишь уровень аргументации с одной и другой стороны, уровень спора.
АФ: Я отношу себя к людям, которые любят учиться и изучать. Я начну работать над этим и изучать эту тему. Поэтому я предлагаю тебе согласиться с тем, что это завоеванное право.
ХМ: Нет, это не завоеванное право. Этого не может быть. Ты знаешь, что в Содоме можно было воровать? Это считалось нормальным. Чем это кончилось?
АФ: Да, но это Библия. Ветхий Завет.
ХМ: Хорошо. Скажем по-другому. Когда мы основываемся на верном моральном принципе, разве может получиться неправильный результат?
АФ: Но моральный принцип – это то, что связано с моральными обычаями, этический принцип – это индивидуальное.
ХМ: Вернемся к вопросу: уважаешь ли ты жизнь?
АФ: Это философская тема. Что является жизнью и что нет.
ХМ: Нет, это не философия, это биология. Жизнь начинается в момент оплодотворения. В момент оплодотворения с тобой уже происходит целый процесс. И что же? Если через три недели твоей матери пришло бы в голову убить тебя в своей утробе? Это было запрещено. Разве ты еще не был жизнью? Не был развивающейся жизнью? Как это ты не был жизнью? Почему, ты думаешь зеленые шарфики так раздражаются, когда видят изображения аборта? Потому что они понимают, что ты убиваешь человека. Не надо быть светилом науки, чтобы увидеть как он развивается и вырастает человеком.
АФ: Прошу уважать меня. Я – за закон. Я не зеленый шарф, но мне казалось, что это завоеванное право.
ХМ: Это не завоеванное право. Так завтра тебе не понравится какая-то группа. И проголосуют за то, чтобы убивать эту группу, и ты мне скажешь, что это завоеванное право.
АФ: Это неприемлемое сравнение.
ХМ: Если это завоеванное право, то скажем тогда так: четыре волка и курица собрались вместе и стали голосовать по вопросу о том, что им поесть на обед сегодня вечером. Как ты думаешь, что они будут есть?
АФ: Курицу?
ХМ: Нет, потому что этот ресторан закрывается.
Далее. Как это существо может защитить себя?
АФ: Хорошо. Но давай перейдем к другим вопросам, иначе мы не закончим. Нас смотрят 100000, 300000 людей.
ХМ: Я хочу, чтобы было понятно, что это моральная революция. Возвращаться к кастовой модели – это моральная революция. В основе кастовой модели лежит следующее – сейчас ты увидишь, что тут подразумевается, ‒ по сути она говорит: где есть потребность, возникает право. Но проблема в том, что потребности безконечны. А если есть право – то кто-то должен платить – а ресурсы ограничены. Так что есть несоответствие между безконечными потребностями и ограниченными ресурсами.
Как мы, экономисты, решаем эту проблему? Мы живем не в раю. Это проблема решается при помощи частной собственности и существующей благодаря ей системы давления. Нравится это кому-либо или нет – неважно. Государству это не нравится, и оно решает эту проблему при помощи силы, основываясь на идее социальной справедливости: ограбить одного, чтобы отдать другому. Хорошо. Но социальная справедливость – это несправедливость, потому что она подразумевает неравенство перед законом, а также подразумевает грабеж.
Перевел Кирилл Меламуд.
Комментариев нет