Путешествуя по дорогам штата Оахака, Роман Устинов попадает на завод по производству традиционного мексиканского алкоголя, а затем путешествует по местам произрастания галлюционогенных грибов. Обо всём этом — в очередной части книги «Разноэтажная Америка».

Дороги Оахаки

Дороги штата Оахаки – одни из красивейших в Латинской Америке: петляющие вдоль гор и сельхозугодий, медленно плывущие мимо крестьян в бесконечных лучах солнца заставляют забыть путешественника обо всём на свете.
– Где тут палатку можно поставить? – не доехав пары сотен километров до столицы штата, в сотый раз околачиваясь после захода солнца на окраине какой-то деревни, интересовался я у покачивавшихся в креслах усталых сельских сеньор.
– Да ты что! Опасно же!
– Куда уж! Вон там, под мостом поставлю, – махнул рукой я. Даниэлю я как-то сообщил, чтоб сегодня меня не ждал. Уже на следующий день, прячась от палящего солнца, ясидел на крыльце его дома, ожидая хозяина, вдыхая ароматы не выветривающейся месяцами мочи: казалось, из-за отсутствия малейшего дуновения ветра, молекулы застыли в воздухе над многовековой брусчаткой.
Жизнь Даниэля в небольшой двухэтажной избушке в центре раскалённого колониального города очень напоминала мою сочинскую. Когда-то давно в 2013–2014 годах мне уже доводилось заезжать в Оахаку. В сентябре 2013-го Путин в срочном порядке отправил нас, сотрудников Оргкомитета сочинской Олимпиады, догуливать отпуска: «В следующий раз отдохнёте после Игр» – и я перенёсся на целый месяц в Мексику.
Когда я впервые вошёл в шумное жилище своего нового приятеля, то почувствовал себя как дома: веселая компания иностранцев со всего света, гитары, рюкзаки, бутылки, простая и обильная еда, галдёж на разных языках. «Даниэль – это как Устинов, только мексиканец» – пронеслось тогда у меня в голове. В прошлый раз я путешествовал по стране вместе с одной очень избалованной барышней, наотрез отказавшейся ночевать в одной комнате «с этим грязным балаганом». В наказание пришлось отправить спать её в тихое, чистое, но холодное полу-чердачное помещение по соседству с каким-то нелегальным баром. Но из чувства солидарности хоть и с очень заносчивой, но всё-таки подругой я решил заночевать там же. Остаться у Даниэля не получилось.
– Но я ещё вернусь. Обещаю, дружище! – обнимал я Даниэля в 2013-м, чтобы непременно вернуться в 2017-м. Тогдашний спортивный режим путешествия не позволял задерживаться надолго: месяц – слишком короткое время для такой большой и интересной страны, как Мексика: хотелось увидеть побольше, и задерживаться на одном месте дольше казалось непозволительной роскошью.
– Привет, привет, вы, наверное, Даниэля ищете? – стряхнув с себя воспоминания нескольколетней давности, свистнул я двум европейцам с рюкзаками, рассеянно петлявшим вблизи даниэлевского дома: таблички с адресами в Латине вешать не принято.
– Да-да, всё верно. А ты его тоже знаешь?
Молодые поляки-альпинисты, только спустившиеся с Орисабы, обвешанные кошками и ледорубами, решили передохнуть в самом гостеприимном доме Оахаки. Двери Даниэля обычно открыты для всех. Ближе к вечеру брат-славянин зачем-то задумчиво произнёс: «А ведь можно ещё поспорить, кто пьёт больше: русские или поляки». Я не растерялся, решив проучить нового знакомого.
– Тут за углом в баре как раз сегодня намечаются diez pesos Miercoles, – как и всякую среду, любая рюмка – десять песо! – воскликнул Даниэль. – Текила, мескаль, водка – не важно! Я очень люблю среды!
– Дайте нам три рюмки, – скромно попросил бармена поляк, когда мы вчетвером приземлились за тесным круглым столом, предусмотрительно заправив желудки простой уличной едой в заведении напротив.
– Ну какие три рюмки? – пристыдил его я. – Эй, бармен! – я приказал покрыть весь стол рюмками с текилой.
Даже в темноте было видно, как поляк побледнел.
– А подруга? – ехидно улыбнулся мексиканец.
– Она не пьёт, – отрезал поляк.
Удивившийся нашим экспериментам хозяин бара велел поставить нам кувшинчик мескаля, за счётзаведения, едва стол немного расчистился после того, как часть алкоголя перекочевала в наши глотки.
По окончании вечеринки поляка выносили под руки, да и барышня его тащилась, повиснув на Даниэле: она зачем-то решила взять на себя часть рюмок, предназначавшихся бойфренду. Командная игра не сработала – вырубило обоих. Наутро я проснулся от криков Даниэля:
– Он обосрался! Он обосрался!
Ещё толком не продрав глаза, я начал смеяться: было понятно, о ком шла речь.
Мертвый, будто после Катынской трагедии, поляк лежал на диване, а его подруга почему-то оказалась в одной кровати с Даниэлем. На возбуждённые крики моего мексиканского товарища поляк не реагировал.
– Слушай, Даниэль, видимо, в этом есть и моя вина, – делая зарядку, сквозь смех я пытался загладить свою вину перед мексиканцем.
– Да всё в порядке, – отвечал Даниэль, чистя зубы и улыбаясь. Оклемается – уберёт за собой.
Выпили мы, по большому счёту, не так много: похмелья почти не было. Даниэлю пора было идти на работу, а мне – за очередным материалом для репортажа: меня ждала фабрика настоящего деревенского мескаля. Поляков мы оставили одних, приходить в себя и подумать над поведением. Я прыгнул в коллективо – маршрутку, по-нашему, и поехал на фабрику.

Хотя санитарные условия тут были не самые стерильные, уникальный рецепт изготовления напитка здесь сохранили. Сначала агаву запекают в огромных печках до определенной кондиции. За процессом следит дедушка-смотритель. Время от времени он ворошит тропические колючки в печи. Дальше наступает самый длительный и важный этап. Агава должна томиться печке несколько суток, после чего её отправляют в огромные бочки для брожения. Двойная перегонка доводит мексиканский напиток до менделеевских сорока градусов. Затем мескаль разливают по огромным бутылкам.

Запах вокруг стоит невероятный: пьянящий, ароматный и сладкий. В липкую похмельную полуденную мексиканскую жару угощенья сеньоры – хозяйки заведения – ложились в мой желудок особенно кстати. Дегустация – неотъемлемая часть правильного алкорепортажа.

Не сказать, что процесс изготовления мексиканского самогона чем-то меня удивил. Все-таки он не слишком отличался от хитростей моей бабушки, которые она проделывала на кухне в Тульской области в не такие далёкие девяностые. Удивить в причудливой алхимии может разве что процесс настаивания напитка. Тут все полностью зависит только от фантазии производителя. Колдует над напитком обычно хозяйка фабрики. Никому из мужчин она не доверяет своё детище. Пока те ворошат огромными вилами агавовый жмых, она добавляет в напитоксамые разные экзотичные ингредиенты. В ход идут даже черви и скорпионы. Плавающий в бутылке червяк – своеобразный знак качества. Если он не растворился в жидкости с течением времени, значит, напиток первосортный, сорокаградусный. У популярных грушевых и яблочных разновидностей напитка сложнее определить качество.
Прихватив бутылку в качестве трофея, после фабрики я заехал на работу к Даниэлю, пообедать. Он устроился на скучную службу куда-то в муниципальную администрацию, которую оахакцы предусмотрительно вывели за старую колониальную часть города: чтобы не мешать жителям и туристам наслаждаться вечным праздником. Если alcalde – мэр – свою резиденцию так и оставил на главной площади Zocalo, как во времена конкистадоров, то все остальные чиновники обитали где-то за городской объездной.
Мексиканцы – большие лентяи, что в них мне весьма импонирует. Обед обычно ознаменовывает окончание рабочего дня: после сиесты возвращаться в пыльный офис без кондиционера многим откровенно лень.
– В обед можно и выпить! – я подарил Даниэлю бутылку грушевого напитка с фабрики. Мы уселись с ним и с его мамой в каком-то прохладном заведении и заказали menu del dia – комплексный обед. Компанию нам составила очередная даниэлевская гёрлфренд, на этот раз – из Австралии.
Чередуя иностранок в роли своих спутниц жизни, мой мексиканский товарищ неплохо поднаторел в английском и болтал куда лучше меня. Частые поездки в Американские Штаты и постоянные транзитные европейки, канадки, австралийки и американки неплохо прокачивали его английский. Но мы всё равно старались общаться на испанском: это было на пользу и мне, и австралийке, которая проходила какие-то специальные языковые курсы.
– У нассегодня новый праздник, поделился Даниэль, откупоривая бутылку. – Хоть сегодня и четверг, но до понедельника работать мы больше не будем.
– Что на этот раз? – поинтересовался я.
– Как же, день матери на носу! – мы выпили за маму Даниэля.

Буквально на днях мексиканцы отметили Первомай, день солидарности трудящихся, с привычными нам шествиями и демонстрациями. Перед этим – святая пасхальная неделя, в которую мексиканцы предпочитают соблюдать пивной пост, постоянно накачивая свои желудки лёгким солодовым напитком.
Мексика – страна хоть и жаркая, но пьют тут почти столько же, сколько и в России. Из латиноамериканцев по количеству потребляемого спирта сравниться с мексиканцами могут, пожалуй, лишь бразильцы. Аргентинцы, которые тоже пьют немало, настроиться на веселый лад могут и вовсе без горячительных напитков. Поэтому не будет сильным преувеличением сказать, что, несмотря на жару, мексиканцы – серьёзные алкоголики. На заправках свободно продается пиво.
Население то и дело что-то отмечает: день матери, отца, детей. Есть ещё церковные, государственные праздники, сохранились и социалистические. К примеру, тот же Первомай. Народ от разных организаций выходит на обязательные митинги. Присутствующих сверяют со списками. Госслужащим после демонстраций положен законный выходной. Ничем не напоминает советское прошлое?

После сиесты мы вернулись в город. Тут намечалось очередное гульщибе, с маскарадом и огромными куклами, несомыми над головами постепенно пьянеющих мексиканцев. Куклы олицетворяли политиков. Почему именно их, я толком не понял, но, похоже, столица штата готовилась не только ко дню матери, но и ккаким-то выборам. Выборы – чем не праздник?
Мексиканские забастовки, кстати, тоже мало отличаются от обычных фиест. Во время прошлого путешествия по Мексике мне довелось поучаствовать в забастовке, уже не первый месяц проходившей на главной площади страны в центре Мехико. Забастовка была приурочена к реформе образования, понять это можно было, впрочем, лишь усиленно вчитываясь в плакаты, развешанные вокруг палаточного городка. Казалось, большинство протестующих собралось тут совсем по другому поводу: вездесущие торговцы такосами и колой, попрошайки, деревенские шаманы, на глазах изгоняющие за небольшую мзду духов изо всех желающих, барабаны и фейерверки – вот что такое настоящая мексиканская забастовка.


– Ну что, друг! Наша вечеринка только начинается! – в голос рассмеялись мы над поляком, встретив его на улице. Полуденный зной постепенно улетучивался.
– Нет, пожалуй, пить с русскими я больше не буду, – потупив взгляд, промямлил поляк. – Да и с мексиканцами, наверное, тоже – перевёл он глаза на Даниэля.
– Да ладно, брось ты! – мы с Даниэлем разом хлопнули поляка по плечам.
Но тот был стоек. Больше не взяв ни рюмки напитка в рот, он, держась от нас подальше, лишь с ужасом наблюдал, как мы, угощаемые толпой друзей Даниэля и случайных знакомых, практически не пьянели, а лишь веселели.


Почти у каждого участника шествия мужского пола в рукаве или в кармане лежала бутылка мескаля. Их жёны знали об этих заначках, но смотрели на происходившее сквозь пальцы. Казалось, что сами огромные куклы, таскаемые мексиканцами, бодро общались и охотно наливали друг другу. Меня же угощали двойной порцией, как только узнавали, что перед ними настоящий русский. Хоть на русского я и не похож: такой же мексиканец, как и все, только без куклы над головой. Сторонившийся нашего шествия белый европеец, отказывавшийся от любых жидких знаков внимания, лишь вызывал удивление у мексиканцев. Праздник окончился красочным фейерверком. Вокруг нас горело все, и куклы в первую очередь. Мексиканцы радостно спалили политиков и расползлись спать. Вечная мексиканская фиеста продолжалась.

Договорившись встретиться с Даниэлем в маленькой деревушке Сан-Педро, находящейся по дороге к морю, я выдвинулся на юг. К моему удивлению, Даниэлю ни разу не доводилось там бывать. Это как петербуржцу ни разу в жизни не съездить в Кронштадт.
Сан-Педро – не Кронштадт: моря и архитектуры тут нет, но славится она кое-чем другим. На всю Мексику известна она своими галлюциногенными грибами. Сан-педровские грибы – это как луховицкие огурцы или тульские пряники, только ещё и с дополнительным эффектом.
Настоящий мексиканец, способный на полную катушку проводить с тобой время в обнимку двадцать четыре часа в сутки, запросто может внезапно проявить свою ленивую сущность, когда дело дойдёт до чего-то более серьёзного, чем пьянка в соседнем кабаке или походы к многочисленным родственникам. Если нужно куда-то ехать несколько часов, организовывать что-то сложнее шашлыка, сделать что-то быстро и не только языком, но и головой или руками, то велик риск никакого результата от мексиканца не дождаться. Впрочем, проблема эта не только мексиканского характера, а всеобъемлюще-латиноамериканская.
Так вышло и с Даниэлем: пообещавший присоединиться ко мне друг в последний момент слился, сославшись на какие-то срочные дела от мамы.
Но и без Даниэля в горной деревушке собралась интересная разношёрстная публика: всякие хиппи, грибоеды, травокуры. Наркоманы, токсикоманы и растаманы всех мастей и национальностей стекались в деревушку Сан-Педро.
– Я сегодня нашёл такой маршрут интересный… – рассказывал случайный европеец, почёсывая свалявшиеся волосы. – Съел грибов, забрался во-он на ту гору и разговаривал с деревьями. В той части леса деревья самые общительные.
Публика одобрительно кивала, прихлопывая по барабанам.
Я, как и в последние тридцать лет своей жизни, ничего не употреблял и приехал сюда из чистого любопытства, да и чтобы отдохнуть от жары. Тут 2500–3000 метров над уровнем моря и весьма прохладно по ночам. А вот мои новые друзья (из Европ и прочих западных стран), кажется, успели съесть, все, что можно. Тут вам и грибы, и опиум, и ещё какая-то курительная дрянь. Простенький деревянный гостевой дом на горе, с кучей клеток-кабаний без окон, с прекрасным видом на окрестные холмы (чтобы была возможность с ними разговаривать) – что ещё нужно залётному европейскому хиппи.

Хозяева притона жили явно не за счёт пятидесятипесовой таксы одной ночи проживания.
Все свежие волшебные продукты предлагаются прямо на ресепшене при заселении в наркогостиницу. Стены и потолки помещений, да и вся деревнятоже, раскрашены в наркоманские цвета и галлюциногенные мотивы. Грибные сюжеты – на заборах местных жителей и даже на здании администрации. Даже святые Иисусы на стенных росписях в местных храмах выглядят какими-то обдолбанными. Помимо наркопродукции тут ещё можно заниматься трекингом и походами по окрестностям, чем я и наслаждался, на трезвую голову.
Мои соседи дали мне массу интересной информации. Швейцарцам, например, мексиканские полицейские подкинули марихуану и отобрали за это тысячи долларов, но те были рады, что марихуану-то подкинули, но настоящий кокаин, спрятанный в кармане, полицейские даже не стали искать – иначе б грозил срок.

Как-то раз мы отдыхали у одного бельгийца, у которого я покупал нехитрые продукты типа чеснока и яиц, и рассуждали о том, что неплохо бы затопить баню – Темаскаль. Эта традиционная индейская парилка, которую в наше время делают из целлофановых пакетов, больше похожа на парник и обладает неким спиритическим эффектом. Для того, чтобы баня заработала, её нужно… правильно, растопить! Но победила, как обычно, лень. Баня так и осталась холодной, а обряд очищения пройти мне не удалось. «Ладно, в другой раз как-нибудь» – подумал я.

Бельгиец, потребляя косяк за косяком, рассказывал мне свою историю:
– Вот, женился тут, ребёнка заделал. Ребёнку – автоматическое гражданство, нам с женой – вид на жительство на десять лет.
Таким же нехитрым методом и мой друг Дёмин завоевал себе мексиканский ВНЖ, просто родив в нужном месте. В США, например, даже если размножиться на их территории, придётся дожидаться совершеннолетия своего отпрыска, когда тот (став гражданином автоматически, по рождению) будет уполномочен подать прошение на вступление своих родителей в гражданство. По местным меркам бельгиец был вполне зажиточным: видимо, помогало какое-то пособие по безработице не самой бедной европейской страны. Его белые дети возились вместе с мексиканскими в придорожной пыли, и все вместе имели весьма цыганистый вид.

Тут откуда-то из-за угла, как чёрт из табакерки, нарисовался страшный патлатый тип.
Выяснилось, что мексиканец с разрисованным татуировками лицом и потерянными документами путешествует по стране уже давно. Во многих деревнях его не любят: думают, что он демон либо сальвадорский мафиози. Сальвадорцев в Центральной Америке принято обходить стороной.
– Автостопом меня не берут, кто ж возьмет разукрашенного демона, – жаловался он. – Так и бреду часто днями пешком вдоль трассы. На севере выручают товарные поезда, а на юге иногда приходится подрабатывать. Вообще, я в Штаты хочу, там, говорят, к любым фрикам относятся вполне толерантно. Ну или в Европу, в Голландию, например. А в России как?
– Слушай, ну закалывать вилами бы тебя никто не стал за твой разукрашенный видок, но шарахаться точно будут, – на наглухо зататуированной физиономии мексиканца не было свободного места. Колориту придавали всякие страшные черепа на футболке и дырки пирсингового происхождения во всех возможных местах.
Ещё одна семейная пара из какой-то далёкой провинции, хипповавшая уже не первое десятилетие и успевшая за долгие годы обрасти грудой самодельных нераспроданных фенечек и собакой, звала меня в гости в несуществовавшее жильё:
– По полгода мы обитаем то на побережье, то в горах. Но последние пару лет нам стало так лень, что на побережье мы не спускались. Хотим тут, в горах, построить дом в форме… настоящего гриба. Это наш любимый наркотик. Приезжай к нам, как дом будет готов! – продолжали они, рисуя веткой на земле свой незамысловатый архитектурный проект.
По количеству косяков, разбросанных вокруг растаманов, было понятно, что дом построится нескоро, вряд ли в этой жизни. Для воплощения мечты в реальность нужно было, как минимум, распродать целую гору разноцветных побрякушек, бус и фенечек. А для этого – спуститься к побережью, чтобы пристроить весь этот хлам: среди таких же обкуренных односельчан товар не сказать, чтобы был ходовым.
– Обязательно подумаю, спасибо за приглашение! – пообещал я. И поспешил через горные перевалы к морю.
«Удивительно ленивыми становятся люди после употребления всяких психотропных веществ!» – подумалось мне. – «Чего стоит проехаться несколько часов хотя бы раз в полгода?». На море слить товар туристам можно было с большим успехом.
К морю сменилась лишь картинка и подросла температура: по-прежнему меня окружали расслабленные любители марихуаны и праздного времяпрепровождения. Швейцарцы посоветовали мне своих знакомых в деревушке Сиполите, обитающих в кемпинге для сёрферов и растаманов, который стоит прямо на пляже: «Передавай всем привет от нас!». Бармен-администратор сёрф-кемпинга долго силился вспомнить, что за швейцарцы такие: время в задурманенных головах тянется медленно, а события и лица замыливаются – но в конце концов воодушевленно махнул рукой:
– Ставь свою палатку, конечно, у нас хоть только для своих, но ты походу свой. Курить будешь?
– Нет, – отказался я, – я лучше текилы.
Переночевав ночку в хиппи-кемпинге и научив новых приятелей пить текилу, стоя на голове, – те немало удивились моему умению – на следующий день я перебрался в хостел. От жары в палатке было спать почти невозможно, а в хостеле даже вяло крутилось какое-то подобие вентилятора. Казалось, мухи – и те издевались над всей атмосферой, никуда с вентилятора улетать не собираясь и крутясь на нём, как на деревенской карусели.
К тому же, на побережье стоял низкий сезон – только самые отчаянные и ленивые хиппи, не смогшие найти в себе сил, чтобы убраться подальше от одуряющей жары, остались раскуривать косяки под полуработавшими кондиционерами. Один из немногих функционировавших хостелов содержал давно приехавший сюда и ассимилировавший европеец, успевший жениться на мексиканке и построить нехитрый многоэтажный сарай с кучей комнат и общей кухней.
За крышу и москитную сетку собирал он сумму вполне символическую, всё те же пятьдесят песо за ночь. Среди веселого недоразъехавшегося сброда мне повстречалась вполне симпатичная итальянка из Вены, которая, в отличие от наших соседей, промышляла ЗОЖом и йогой. С ней-то мы и бродили по окрестным пляжам: мне было интересно, выдержит ли её закалённый веганским рационом исхудалый организм многочасовые походы под палящим солнцем по пескам меж кактусов. Итальянка справилась, тряся по утрам меня на утренние пробежки и йога-зарядки.

Помимо итальянки в моё короткое пребывание на побережье Оахаки разнообразие привносили ихтиологи. Подвозя меня автостопом сгор к морю, во время беседы они весело сообщили:
– Мы тут рыб исследуем, если хочешь – присоединяйся!
– Ну какой вопрос, конечно хочу! – обрадовался я.
– Тогда послезавтра ждём тебя рано утром в поселке Пуэрто-Анхель, неподалеку. Вообще, подобные одно– и двухчасовые экскурсии в высокий сезон проводят и для туристов, но ты учти: мы уходим в море почти на целый день!
Такой расклад мне нравился даже больше, поэтому в строго оговорённое время ранним утром я, прошагав с десяток километров – никакого транспорта по пути не встретилось – пришёл на встречу с новыми приятелями-ихтиологами в Пуэрто-Анхель. Целый день мы гонялись по служебному заданию с исследователями морской фауны за обитателями глубин. Нам встречались крокодилы, игуаны, дельфины, черепахи и даже настоящий кит.

Киты – не самые фотогеничные, но зато один из них выпустил целую радугу из своей дырки. Дельфины же оказались наиболее интересными: некоторые скачут, как ужаленные, а другие скользят по-над водой, как торпедированные селедки. Спонтанная экскурсия мне очень понравилась, и я на какое-то время превратился в натуралиста-любителя.

В целом, провести какое-то время на пляжах побережья Оахаки – их немало, а атмосфера почти везде одинакова – хорошее занятие. Многие европейцы, американцы и сами мексиканцы так и делают, приезжая сюда на всю зиму.
Я же вскоре засобирался дальше, в штат Чьяпас: волн для сёрфинга практически не было, – казалось, морю тоже стало лень от жары что-то делать, даже порождать волны, – а наркотики меня не интересовали.

Отъезд из Мексики

Чьяпас – это как российская Тыва: регион отдалённый, бедный, логистически неудобный. Население штата в массе своей – необразованные индейцы, которым государство устраивает всяческие поблажки, а работать особо не заставляет. Когда-то давно пришедшие сюда конкистадоры понатыкали здесь церквей, но толком, как ими пользоваться, индейцам не объяснили.
Поэтому я сам наблюдал, как несколько лет назад в маленькой деревушке Чамула на каком-то празднике индейцы бесцеремонно входили на лошадях в церковь, пили водку и резали петухов на алтаре. Праздник закончился плачевно: быстро опьяневшие индейцы под заунывные мотивы, разносившиеся из репродукторов, попадали спать на брусчатку, которой была вымощена центральная площадь напротив средневековой церкви.
В прошлый мой визит в Мексику Чьяпас мне очень запал в душу: индейцы, горные деревушки, джунгли, поэтому я решил сюда вернуться. Да и оставались непосещённые места, например, каньон Сумидеро, который мексиканцы называют самым глубоким в мире. В этом путешествии мне доводилось посещать действительно самый глубокий каньон в мире – трехкилометровую Колку на юге Перу, но и мексиканский Сумидеро со своей тысячеметровой пропастью впечатлит кого угодно.
Приют я нашёл у мужичка Рохелио в столице штата Тустла-Гутьеррес: в 2013-м из-за нехватки времени я лишь проехал её насквозь, после ночного серпантина ранним сентябрьским утром пересев из обшарпанного междугороднего автобуса в не менее обшарпанную пригородную маршрутку.
Добирание до Тустлы выдалось долгим и изнурительным: застряв ближе к ночи на окраине маленького городка Сьюдад-Истепек, я побрел с объездной дороги в центр, искать церковь. Церковь нашлась достаточно быстро, а к ней в придачу и пастор, показавший, где можно поставить палатку.
– И что, пастор, часто тут у тебя застревают иностранцы? – поинтересовался я с утра, прощаясь.
– Да нет, ты вот только, да ещё был один американец на велосипеде несколько лет назад.
Меняя автобусы на открытые пикапы и грузовики, я наконец выловил прямую машину в Тустлу. Город оказался не самым интересным, но из-за отсутствия интуристов, весьма колоритным. Пробыл я в нём недолго, лишь посетив каньон и полюбовавшись с километровой высоты, как где-то глубоко внизу проплывают лодки.
Распрощавшись с Рохелио, я поспешил на выезд из Чьяпаса. Долго собираясь и доделывая какие-то дела, я сильно затормозил с выездом, и на трассе оказался уже за полдень. Уже проехав по объездной один из своих любимых мексиканских городков, над которым сгущались серые дождевые тучи, – Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас – в этот раз заезжать сюда я не стал, а затормозил медленно ехавший грузовик, доверху груженный лесом.
За рулём сидел мой ровесник Клевер, который почти всю свою трудовую жизнь крутил баранку этого не самого надежного в мире грузовика.
– Слушай, а не поехать ли нам ко мне? Я живу скромно, но хотя бы крыша над головой будет. Только с трассы свернуть придётся, минут сорок по серпантину.
Я без раздумий принял приглашение. В уже вечеревшем городке Чилон мы оказались довольно поздно. Я познакомился с семьёй своего нового товарища, и, поужинав, мы отправились изучать небольшое мексиканское поселение. Даже в такой глуши и в такое позднее время прилегавшие к центральной площади улицы, по мексиканскому обычаю, были отданы торговцам под перманентную ярмарку, где мы весь вечер скупали сладости. Мне приятно было угощать Клевера всякой всячиной – я люблю отплачивать хоть и скромными, но добрыми жестами людям, которые мне постоянно помогают в путешествиях.
Ранним утром мы выехали из дома, загрузившись лесом на городской лесопилке: Клевер – на работу, а я – продолжать путь в сторону Белиза.
– Смотри, поаккуратней, – ткнул пальцем Клевер в сторону припаркованной на обочине легковушки. – Это гватемальцы! Гляди, какие жуткие! Настоящие мафиози, слоняются тут.
Ничего жуткого в гватемальцах я не заметил. Близость границы создаёт штату какую-то неоправданно дурную славу: и водитель следующей остановившейся на трассе машины несколько минут вертел в руках мой паспорт, проверяя, не шутник ли я гватемалец и действительно ли приехал из России. К счастью, вместе с Чьяпасом кончились подозрительность водителей и убитые дороги, и выбрав наиболее короткий путь, почти тысячу километров я пролетел до городка Четумаль, расположенного вблизи белизской границы, куда, собственно, и направлялся, в новую для себя страну. По дороге, хоть и не имея особого запаса времени, я не поленился и выскочил где-то на объездной города Паленке – того самого, где находятся всемирно известные пирамиды, – и по памяти разыскал хостел, в котором останавливался несколько лет назад. Атмосфера царила та же, а в холле всё так же висел, никуда не девшись, и истошно орал попугай. Многое в странах Латинской Америки незыблемо.
Глубочайшей ночью, выгрузившись возле голубого сенота, я отправился на поиск ночлега. Сеноты – природная фишка мексиканского полуострова Юкатан – выемки в скалах, заполненные слегка солёной водой, похожие на гроты тусовочные места, где любят плавать и лежать с пивом мексиканцы и иностранцы. На Юкатане уже было всё по-туристически организованно, и не с первого раза мне удалось договориться с охраной какого-то рекреационного комплекса об установке палатки на берегу лагуны Бакалар – популярного туристического места.
Мне оставались считаные часы в Мексике, я продвигался к Белизу, преисполненный чувства удовлетворения от того, что в этот раз проехал всю Мексику насквозь, увидел новые места, повстречал новых друзей и, что самое главное, навестил друзей старых. С утра, вытряхнув из карманов последние песо, я укатился на коллективо в Четумаль, откуда по пыльной приграничной дороге шагнул в маленький и неизведанный Белиз.
С недавних пор мексиканцы всем въезжающим в страну по земле выдают специальную квитанцию на оплату пошлины в банке – вместо визы, за пребывание. Таким образом власти, похоже, пытаются компенсировать упущенную от отмены визового режима выгоду. С одной стороны, очень удобно: квитанцию тебе вручают на въезде, и впереди ещё куча
времени, недели или даже месяцы, на поход в банк. Но, с другой стороны, двадцать пять баксов – деньги нелишние. Многие жадные или просто любящие поскандалить путешественники долго ругаются с пограничниками, когда те на выезде просят тех предъявить оплаченную квитанцию. Я решил проблему, подделав бумажку, распечатав её на принтере и отдав в окошко пограничнику. Получилось хоть и не очень честно, но зато вполне по-латиноамерикански.

Total Views: 153 ,

Выпускник МГУ, журналист, путешественник. Совершил 27-месячное кругосветное путешествие. Автор книг «Разноэтажная Америка», «Автостопом по социализму, Свобода по талонам» (о Кубе) и других.

Комментариев нет

Добавить комментарий