Дарьенский пробел и самолёт в Колумбию

Дальнейший мой путь лежал в сторону колумбийской границы, к индейцам племени Эмбера, в Дарьенскую глушь. Дарьен – это сплошная сельва, без дорог. Сообщение осуществляется только по воде, а между деревушками – по лесным индейским тропам, которые размывает в летние (их тут называют зимними) месяцы: с июня по сентябрь. В это время Центральную Америку и большинство стран Карибского бассейна накрывает тропическими ливнями.
Время для этих мест я выбрал не самое подходящее. Через Дарьен шастают наркотрафиканты, нелегальные иммигранты из Южной Америки, держащие путь в заветные Соединенные Штаты, а с южной, колумбийской стороны – партизаны. Панамским пограничникам, при всём старании, контролировать ситуацию получается не всегда: на каждой кочке в болоте по пограничнику не поставишь. Хотя на выезде из джунглей, завидев меня, запачканного дарьенской грязью и с рюкзаком, документы они всё-таки проверили. И это в нескольких сотнях километров вдали от официальной границы! Впрочем, граница есть только на картах. Российский паспорт усыпил бдительность солдат, и рюкзак проверять они не стали. «Жаль, не взял с собой кокаина!» – подумал я и запрыгнул в проходивший мимо пикап. Езда в кузовах пикапов в Панаме не запрещена.
Именно из-за кокаина, при серьёзном лоббировании Соединенными Штатами, Панамериканское шоссе между Колумбией и Панамой, в самой узкой части перешейка, прокладывать не торопятся. Это якобы помогает окончательно не наводнить Америку Северную дешевым колумбийским кокаином. И, хотя времена Пабло Эскобара давно прошли, страны Северной и Центральной Америк всё ещё ведут охоту на наркотрафикантов из Америки Южной. Автомобильной дороги нет, а в рюкзаках много наркотиков не утащишь. Да и гибнут там многие: от лихорадок и незнания троп. Поэтому большинство плывёт морем, а путешественники с деньгами перелетают Дарьенский пробел бизнес-классами. Те, кто поотчаянней, – бредут сквозь джунгли пешком. В сухой сезон, конечно. Лет десять-пятнадцать назад, со слов одного моего друга-путешественника, поход по болотам Дарьенского пробела считался популярным туристическим маршрутом. И даже был описан в одном известном путеводителе. Когда в сельве начали пропадать люди, уже в пост-эскобаровские времена, практическую статью из путеводителя вырезали: летите самолетами.
Маршрут по Дарьену начинается от городка Ла-Пальма. Асфальт кончается, и туда уходят лодки с «большой земли». Ла-Пальма – это последняя «цивилизация» перед простирающейся на много тысяч квадратных километров панамско-колумбийской сельвы. Отсюда отходят разные лодки по окрестным деревням, безо всяких расписаний. Индейцы в ожидании судна отдыхают в дешёвых ночлежках или просто на пристани. Я же решил, что можно пройти и пешком. Хоть навигатор и сел, а у меня не было ни дождевиков, ни непромокаемых сумок, ни еды, я всё-таки решил, что пройти удастся: времени навалом. Никто из индейцев компанию мне составить не рискнул: слишком мокро и грязно.
– Но ты дойдешь: тропа, хоть и грязная, есть. Мы тоже, как дожди поутихнут, придём, через пару дней. На лошадях.
– А для меня лошади не найдётся?
– Нет, увы, парень, лошадей в обрез. Но если ты заблудишься, сиди на тропе, мы тебя через пару дней подхватим. Еда есть?
– Нет.
– Ну, доберешься!
Несколько дней подряд слоняться под дождями мне не очень хотелось. Переночевав в палатке у индейцев, которые приехали работать в маленькую деревушку на окраине Ла-Пальмы, я, пока не начался ливень, поспешил нырнуть в джунгли, чтобы засветло успеть добраться до следующей деревни.
Шлёпанцы мои то и дело пыталась всосать в себя грязь, а другой обуви при себе не было. Хорошей идеей мог бы стать поход по Дарьену босиком, но не привыкшие к колючкам ступни ног отчаянно ныли. «Как они тут канал хотели строить?» – недоумевал я, вспоминая гида в столичном музее и с трудом выдергивая шлёпанцы из грязных луж. Постоянно спотыкаясь о корни и застревая щиколотками в колючих лианах, я медленно продвигался в сторону деревушки Моге – затерянного в сельве индейского поселения.
К этой деревне я вышел под конец второго дня изрядно потрёпанным. Мне повезло – была суббота, единственный футбольный день, и я шел на крики игравших в футбол индейцев. Дело было уже в сумерках, и я брёл на звук. Мой фонарь, конечно, тоже разрядился. В меня впилась не одна сотня разных насекомых, но никакой лихорадки я не подцепил. Индейцы очень удивились, завидев меня, но позвали играть в футбол. Правда, с наступлением темноты он быстро закончился. В центральноамериканских деревнях почти всё заканчивается с наступлением темноты. Меня отвели к министру по туризму этой деревни. В деревне на несколько десятков хижин обитал настоящий министр!
– Значит так, – заявил он. – За вход в деревню у нас положена такса 10 долларов, ещё 20 – за гида, 10 долларов в ночь – за проживание и от 3 до 5 – за приём пищи.
Хороши бизнесмены! Увы, организованный туризм портит аутентичных индейцев. Изредка сюда привозят туристов на моторных лодках, и те охотно платят. Я же, прорвавшись сквозь болота ногами, дошёл пешком и расставаться с долларами не хотел.
– А по-другому как-то нельзя? Давай завтра разберёмся. Маньяна, – отмахнулся от министра я и ушёл ночевать к вождю.
Тот ни про какие деньги не заикался, но я все же заплатил ему немного за еду. Вождь племени живёт очень примитивным способом, в большом шалаше из дерева и соломы, спит вповалку на досках со своей женой и стремительно растущим количеством детей. Вождь был не сильно старше меня, зато явно плодовитей. Электричества в доме, как и во всей деревне, не было, а еда разнообразием не отличалась: рис с огромными тропическими бананами-платанами и редкая рыба.
Старший ребенок вождя ходил в школу, и через пару дней должен был сдавать экзамен. По английскому языку. За четыре года ни одного слова выучить он не удосужился. Мне пришлось зубрить с ним все числа от единицы до ста. С нуля. Зачем ему английский в этой глуши – мне стало непонятно. Если только у редких туристов что-нибудь выпрашивать.
На следующий день мы поплыли с индейцами к неграм, в деревушку в нескольких часах ходьбы на лодке, в дельту, к побережью. Под предлогом обменять бананы (платаны), которых в джунглях много, на другие товары: рыбу, консервы. Было воскресенье. Индейцы охотно взяли меня в свою компанию.
– Вечером приеду – проверю твой английский! – крикнул я сынишке вождя и запрыгнул в лодку. Несмотря на проливные дожди, вода в грязной речушке стояла низкой, и нам пришлось потрудиться, чтобы найти фарватер и вырулить полусгнившую посудину в правильное русло.
Внутри племени Эмбера пьянка не приветствуется, поэтому я быстро сообразил, почему эти индейцы поплыли так далеко, не щадя бензина. Не успели мы выскочить из лодки и разгрузить её, как негры начали активно угощать нас ромом и самогоном. Индейцы не сопротивлялись. Я тоже. Иностранца в деревне, скорей всего, видели впервые, поэтому мне, как почетному гостю, не мешкая, выделили двух крупногабаритных негритянок и заставили с ними плясать. Соблазнить меня им всё-таки не удалось. Зато другие негры, пообразованней, решили завести со мной разговоры о политике. Рассуждать про Трампа и Путина в панамской глуши было немного непривычно. В конце концов, когда индейцы порядочно напились самогону и начался дождь, мы завели мотор, загрузились рыбой и поплыли обратно в глубь джунглей.
Снова заночевав у индейцев, на следующий день, я распрощался с вождём деревни Моге и его семьёй, пожелав ребенку удачи на экзамене (за ночь все слова, он, конечно, забыл), и побрел к следующей деревне. Опять петляющие дороги – и через несколько часов я вышел… к той же самой деревне Моге, но с другой стороны. Вот так да! В этом походе я, к своему собственному удивлению, становился суеверным. «Надо возвращаться назад, в Ла-Пальму, – решил я. – Хватит с меня джунглей!»
Вернувшись с помощью случайного индейца на правильную тропу, по которой я шёл буквально несколько дней назад, я с ещё большим трудом начал чавкать по грязи назад. Дожди последних нескольких дней размыли колею окончательно. Наконец я пришел в Ла-Пальму, наелся нормальной, не индейской еды: курицы, мяса и супов – и завалился спать в местном доме крестьянина – грязной припортовой ночлежке. По соседству вповалку храпели индейцы.
Я вернулся из Дарьена в город и удивился. У китайца в доме откуда-то появился свет.
– Я привлёк чуть ли не всех знакомых мне китайских электриков с района, – делился со мной Рафаэль. – И, в конце концов, мой двоюродный брат что-то сделал и всё заработало!
– Поздравляю! – сказал я, воткнул в розетку зарядное устройство от своего ноутбука и… вернул квартиру в прежнее состояние. Свет исчез.
Китаец предался великой печали.
– Извини, друг, – сказал я. – Ты ж не предупредил, что свет починен по-китайски и может вновь сломаться.
– Да я тоже не знал, – вздохнул китаец.
Я безуспешно пытался узнать у него, каким именно образом был починен свет и в чем была проблема, но мой товарищ лишь разводил руками. Мы слонялись по дому в поисках тумблеров и предохранителей, нажимали все подряд, названивали и писали электрику (тот не отвечал). Всё было безрезультатно. ещё одну ночь в Панама-сити я опять провёл без света, в спёртом воздухе без вентиляторов и под несмолкаемый визг клаксонов возле окна.
За моё отсутствие в квартире у китайца появился ещё один гость –
здоровый суровый бородатый серб.
– Слушай, ты не думаешь, что наш китаец – из этих, из заднеприводных? – разговаривали мы с утра на кухне. Китаец, к счастью, английского не понимал. – Месяц назад я написал ему, что приеду сюда с девушкой, но он отказал. Когда запрос пришёл от меня одного, то я сразу же получил: «Bienvenido» («Добро пожаловать»). Массаж он тебе предлагал? Если он вдруг начнёт домогаться, я могу не сдержаться и разбить ему что-нибудь. Например, его китайское лицо.
– Да, понятно всё это. Я, к счастью, сегодня отсюда сваливаю.
– Да у меня тоже завтра самолёт, – откашлялся зататуированный серб.
Через пару часов я с огромным удовольствием сбежал из Панама-сити на противоположный, атлантический берег, в городок Колон, в надежде найти оттуда какие-нибудь корабли в сторону Колумбии. Только въехав в Колон, я сразу понял, почему все панамцы и путеводители всячески отговаривают путешественника от посещения этого города.
Колон контрастным никак не назовешь. Если в Панама-сити нищета соседствует с богатством, перекошенные картонные коробки, в которых обитают бомжи, ютятся бок о бок с многоэтажками, то главный атлантический порт Панамы выглядит иначе. Небоскрёбов тут нет, всё население, преимущественно чернокожее, живет в грязных трущобах. Даже центральная площадь завалена мусором. Между грудами хлама и гниющими кучами гордо торчат таблички: «Бесплатный Wi-fi ». По улицам некогда колониального городка слоняется местное население, а в переулках свисают увесистые мотки проводов и сушащееся белье не самой первой свежести. И ведь это в самой богатой – за счёт долларов, извлекаемых из проходящих по каналу суден, – стране Центральной Америки! Рваные и грязные негритянские дети, разбитые улицы, огромные груды хлама, лужи, перекопанные тротуары – этим запомнился Колон. Если бы это была какая-нибудь Индия, то я бы и не обратил внимания на все эти неприятности. Но в Колоне – реально опасно. Риск оказаться ограбленным тут очень велик.
Чтоб не выделяться из праздно шатающегося населения, я быстро спрятал в привокзальной забегаловке свой рюкзак, превратившись в обычного панамца, и отправился изучать порты города Колона налегке. Мне нужно было разыскать попутное судно в Венесуэлу или Колумбию. Туристические достопримечательности я решил не осматривать. Хотя их, как и самих туристов, в городе не водится.
Двенадцать лет назад в этом месте побывал мой друг, журналист «GEO» Григорий Кубатьян. Он описал этот город точь-в-точь таким, каким я увидел его спустя много лет. Ничего не поменялось. Только между кучами мусора выросли таблички, предупреждающие о наличии бесплатного wi-fi. Грабители и свалки никуда не делись. Самым чистым местом в городе является мечеть: с коврами, душами и электричеством. На входе, как обычно, меня встречали вооруженные охранники.
– Мусульманин? – спросили они у меня.
Я ответил по-русски, чтобы не врать. Они ничего не поняли, но, удовлетворившись, пропустили меня внутрь. Мне нужно было передохнуть и зарядить технику: ведь у китайца мне этого сделать не удалось. Гуляя по Колону полдня, от одного порта до другого, я даже умудрялся снимать всё происходящее на камеру исподтишка.
– Venezolano? – спрашивали меня редкие прохожие, принимавшие за венесуэльца. Венесуэльцем быть хорошо: в Венесуэле назревала гражданская война, толпы беженцев бегут оттуда в разные стороны, в том числе в достаточно богатую Панаму, – и грабить вряд ли тебя кто-то додумается. Скорее, проявит сожаление. Но я был честен:
– Ruso, – отвечал я.
«Ничего, – настраивал себя я. – Моя латиноамериканская внешность меня спасет! Всё, что у меня могут украсть, теперь надёжно хранится в придорожной закусочной. А фотоаппарат, если начнут грабить, можно и отдать». В некоторые особенно пустые районы не смеют соваться даже местные жители. Полицейские по этим опустевшим трущобам перемещаются на велосипедах. В одном из таких припортовых районов полицейские меня и остановили, для проверки документов.
– Венесуэлец? Сальвадорец? – любопытствовали у меня копы.
– Русский.
– Русский? – удивились они, крутя мой паспорт, в котором не было ни одного испанского слова. Кого-кого, а россиянина они тут ожидали увидеть меньше всего. – Парень, тут очень опасно, – предостерегли они, возвращая паспорт. – Лучше перемещайся на такси.
– Да, я ищу попутные корабли в Колумбию и хожу от одного порта к другому, – в поисках судна для гидростопа ездить на такси выглядело бы абсурдом. – Да и нет у меня с собой ничего, кроме дешёвой камеры, паспорта и пяти долларов.
– Ладно, удачи тебе! – полицейские покрутили педали прочь.
Ни в одной центральноамериканской стране столько раз не проверяли мой паспорт, как в Панаме. Почти всегда полицейские подозревали во мне нелегального венесуэльца, но, убедившись в моей невенесуэльскости, отпускали на все четыре стороны. Не только в Дарьене и в столице, а вот теперь и в Колоне мне посчастливилось поудивлять полицейских своим российским паспортом.
Походы по портам результата не дали. Прямые суда, которые шли в Колумбию, не заходили в деревушку Пуэрто-Обалдия: только там я мог получить выездной панамский штамп и удалиться из страны красиво и легально. Мне предлагали хитрый запасной маршрут наркоторговцев, со сменой суден на островах и окраинах Дарьена, который я держал как запасной. Но Колон для поиска этих лодок не годился: нужно было отправляться в другие порты, тратить время и снова тащиться по пробкам Панама-сити. И легальной переправки тоже не обещали: поедешь в трюме, без штампа в паспорт. Ничего прямого, дешёвого и легального из Колона не вырисовывалось. В городе смеркалось, поэтому я поспешил убраться оттуда.
Приостановив свои бесплодные попытки, я отправился в гости на побережье к панамцу колумбийского происхождения по имени Карлос. Карлос решил воплотить свою мечту о тихой спокойной жизни и соорудить райский уголок вдали от цивилизации. Он отстроил очень уютный дом с хорошим дизайном в нескольких метрах от океана, с видом на потрясающие закаты, с кокосовыми пальмами и красивым садом. Несмотря на имевшиеся миллионы, Карлос был человеком жадноватым, и для воплощения мечты о райской жизни активно зазывал в свой дом бесплатную волонтёрскую силу со своего мира. Причём, помимо обычных работников молотка, тряпки и садовой тележки, к Карлосу приезжали высококвалифицированные специалисты, готовые поработать за вид на океан из окна. Из Австралии, Голландии, России, Аргентины и из множества других стран. Среди них встречались дизайнеры, переводчики, художники, шахматисты, музыканты. От всех из них Карлос чему-то учился и выделял каждому строго три килограмма риса в неделю. Из каждого своего гостя Карлос выжимал точно оговоренные часы и минуты работы. Сам заниматься физическим трудом он не любил. Всё остальное время волонтеры были предоставлены себе, медитируя, поедая кокосы и бананы, в изобилии растущие в карлосовском саду, и ныряя возле коралловых рифов в море. Некоторые комнаты жилища сдавались и внаём за весьма немалые по панамским меркам деньги. Платных гостей, к счастью, Карлос работать не заставлял, пытаясь действительно создать тем обещанные райские условия. Отличительной особенностью Карлоса было знание множества (около
двадцати) иностранных языков. За год в жизни в Китае он выучил мандарин,
со всеми тонами и акцентами. Бывшая гёрлфренд Карлоса из Австрии (когда-то приехавшая к нему волонтёром) и несколько месяцев работы в Швейцарии – как результат – идеальный немецкий, во всех вариантах – австрийском, швейцарском – тоже пополнил интеллектуальный багаж Карлоса. Это позволяло ему общаться с волонтёрами на их родных языках.
В мою обязанность входило усовершенствование русского языка товарища Карлоса.
– Товарищ Устинов, – он был неплохим парнем, хоть и немного ушлым. – А не выпить ли нам водки? – предлагал он по вечерам, когда пиво надоедало.
Я был не против такого волонтёрства. Пили мы, конечно, за Победу, Сталина и «за наше крепкое здоровье». В отличие от тех миллионов иностранцев, где-то услышавших, что русские при тостах произносят «на здоровье» (откуда они этому понабрались? кто поддерживает этот миф?), Карлос, на почти чистом русском, произносил грамматически правильные тосты, слегка путаясь в падежах и окончаниях глаголов.
Мой новый друг увлекался модельками техники и фигурками солдат времён Второй Мировой, и дом его был наполнен танками, самолётами, солдатиками и макетами зданий в уменьшенном масштабе. Каждую фигурку он аккуратно разукрашивал, попивая при этом пиво с вином. По повадкам и акценту похож он был, скорей, на армянского или грузинского еврея, но никак не на панамца колумбийского происхождения. Меня удивляли таланты это человека. И подход. Русский язык он усваивал не по скучным учебникам, а разучивая блатные песни и читая политические новости и энциклопедии.
– Всё нужно делать на сто процентов! – наливал с утра себе пива слегка похмельный Карлос. – Так мы работаем тут, в моей резиденции.
У резиденции было арабское название. Этот язык Карлос тоже знал, верней, его египетский и сирийский варианты. Дом сиял чистотой, газоны были выстрижены, а садовые шланги ровными стопками лежали в положенном месте. Время волонтёров Карлос использовал с точностью до минуты, стараясь не давать никому расслабляться. Я иногда вспоминал свое гондурасское «волонтёрство», когда мне приходилось откровенно плевать в потолок, давно уже заплеванный до меня предыдущими волонтёрами, сравнивал свое недалёкое гондурасское прошлое с условиями в Карлосовском раю.
Методы Карлоса выводили из себя даже вечно улыбавшегося добродушного Херемиаса – шеф-повара из Аргентины, путешествовавшего по Центральной Америке со своей перуанской подругой Андреа. Они ехали в противоположном моему направлении, поднимаясь с юга на север. Несколько лет подряд ребята прожили в Колумбии, работая в ресторане, и Херемиас готовил чудесные блюда из выделяемого нам жадным Карлосом пустого риса. В промежутках между работой мои новые южноамериканские друзья
делились колумбийскими лайфхаками – для меня Южная Америка пока что оставалась tierra incognito.
Многим не нравились методы, которыми Карлос шёл к своей цели, но мы с ним общий язык нашли достаточно быстро.
– Знаешь, Карлос, с русскими так не работает. Пахать по принуждению и по часам я не буду. Предоставь мне право самому проявлять инициативу и – вот увидишь – ты не пожалеешь.
– Я тебя понял, товарищ Устинов!
Через пару недель моих занятий он уже свободно распевал блатные песни, бренча на гитаре, запомнил множество поговорок и оборотов, выучился прописным (не печатным) буквам и даже знал пару куплетов из российского гимна. Слух у Карлоса был идеальным, и владел он не только гитарой, но и фортепьяно и другими музыкальными инструментами.
Помимо языковых практик, конечно, приходилось, работать и руками. Однажды я заметил слегка покосившуюся в саду калитку и вызвался её починить. Отвалилась пара шурупов.
Какая-то простая калитка была сделана по идеальным чертежам, которые разрабатывали волонтеры-дизайнеры.
– Этот глупый плотник! – возмущался Карлос. – Я его попросил работать с нормальными шурупами и дал ему денег за работу! И что он купил? Дешёвые китайские. Отвалились два – скоро отвалятся и остальные.
Карлос настоял, чтобы я заменил все шестнадцать. Через пару часов работа была сделана. Даже я – совсем не склонный к перфекционизму – был доволен идеальной работой, с блестящими и прочными шурупами.
– Все нужно делать на сто процентов! – повторял Карлос, зорко следя за киловаттами и килобайтами, потраченными его волонтёрами. Меня удивляло его умение планировать время. Несмотря на то что большую часть суток Карлос спал или пил, всё вокруг него работало, как часы. Очень не по-латиноамерикански.
По российским меркам он был умеренно пьющим человеком, по латиноамериканским – вполне состоявшимся алкоголиком. Но выглядело всё в сотни раз приличней, чем в жилище непьющего китайца, у которого я обитал предыдущую неделю.
Кстати, с китайцем Карлос был знаком.
– А, этот узкоглазый пидор! – усмехался он. – Его уже десятки раз банили на «Каучсёрфинге» за то, что домогается до парней, а он всё промышляет. Тебя не трогал?
– Попробуй меня тронь, – усмехался я. – У нас в России с этим не шутят!
– Да-да, яэто знаю, – отвечал Карлос. – Я очень хочу попасть в Россию. На День Победы. В Сталинград!
Хотя среди фотографий гостей китайца, которых он зачем-то снимал с голым торсом, а потом распечатывал, я наткнулся на одного широко известного в русскоязычных автостопных кругах путешественника. Тот стоял голым по пояс в обнимку с китайцем и улыбался во весь рот.
– Вот, смотри, это мои гости, – совал мне в руки альбом китаец. – Тебе тоже нужно сфотографироваться!
В трёхсотстраничном альбоме не было ни одной девчонки. Всё-таки китаец Рафаэль был порядочным извращенцем, и я радовался тому, что сбежал от него без последствий.
Кстати, даже с китайцами на автомойках Колона, ближайшего к карлосовой резиденции городка, тот общался на их родном языке, и китайцы с радостью делали ему скидку на свои услуги. Однажды Карлос посадил меня за руль своего пикапа и сказал:
– Едем в Колон!
– Зачем?
– По делам, починим машину, а заодно выбросим мусор.
Мы загрузили багажник мусорными мешками и направились в город. От днища машины оторвалась какая-то деталь и оглушительно скрежетала об асфальт, распугивая встречаемых нами собак и жителей трущоб. Я, как мог, удерживая руль, поймал себя на мысли: вот теперь-то я очень гармонично вписываюсь в городские реалии. Мы резко затормозили на какой-то улице, возле китайского магазина.
– Давай, быстрей, выбрасывай мешки, – протараторил Карлос. – Я пока отвлеку китайцев.
– Слушай, может, на свалку поедем?
– Да зачем нам свалка, – разумно возразил тот. – Тут весь город – сплошная свалка.
Пока Карлос что-то объяснял китайцам на чистом мандарине, я занимался настоящим экологическим преступлением, за которое в «Грин Писе» меня бы не похвалили.
Впрочем, мой новый друг был прав: от дополнительной пары центнеров мусора грязней в Колоне не сделалось. Продолжая кружить по улицам города, мы искали самую дешевую сварочную мастерскую: Карлос был человеком богатым, но очень жадным. Докружились. Железка отлетела от машины окончательно, распугав увязавшихся за нами собак. Скрежет прекратился, но машина продолжала двигаться.
– И на свалку не понадобилось ехать, и на починку машины не пришлось тратиться, – радовался Карлос сэкономленным деньгам. – Разворачивай домой!
По дороге назад мусоровозка, за рулём которой я сидел, сломалась окончательно. К счастью, преодолев паромную переправу, опасный город мы оставили позади и на тёмной трассе спокойно дождались подмоги.
Между домом Карлоса и Колоном располагается ещё один международный порт с яхтсменами. Оттуда тоже существует невеликий шанс найти лодку в Колумбию, безо всяких браконьеров и трафикантов, а вписавшись к европейцам в матросы. Но ураган парализовал и этот порт. Лишь пара заросших и прокопчённых солнцем французов предложили мне пройти с ними вдоль канала:
– Вот только мотор починим.
По панамским правилам проход вдоль канала не только облагается мздой, но также существует установленное минимальное количество членов экипажа. Французам как раз не хватало одного человека. «Что ж, – подумал я, – хоть по каналу пройдусь».
Мой друг Гриша Кубатьян в начале XXI века даже неплохо подзаработал на хождении вдоль канала туда-сюда в течение целого месяца: местных панамцев европейцы в помощники брать не слишком торопятся, а обладатели нелатиноамериканских паспортов и внешности, напротив, – в цене. Деньги мне были не нужны, поэтому я согласился помочь французам безвозмездно. То есть даром. А читателю – вот ещё один неплохой способ подзаработать в Панаме. Правда, за всю следующую неделю мотор французы так и не починили, и прокатиться по каналу мне не удалось.
Вечером я вернулся к Карлосу. Он опять был подшофе, но по-прежнему свободно переключался с одного языка на другой.
– Знаешь, Карлос, у нас в России говорят: «Талант не пропьёшь!» Это точно про тебя, – искренне удивлялся я, как он мог сохранять у себя в голове такое огромное количество слов, предложений и поговорок, несмотря на ежегодное вливание в себя примерно полутонны пива, а, сверх этого – винища, водки и других вкусных напитков. Бар Карлоса, как и его дом, представлял собой маленький музей алкогольных напитков. Сидя тёплыми дождливыми вечерами на веранде у своего нового друга и глядя на нескончаемые шторма и ураганы, бушующие в океане, немного расслабившись, я размышлял, как поступить с водным маршрутом в Колумбию. В регионе не стихал ураган «Ирма», о чём, не переставая, трезвонили все мировые СМИ. Оставить малопривлекательную затею и улететь самолётом, или же упираться рогом и продолжать поиски? Ведь идея проехать весь континент от США до Огненной Земли без самолётов такая заманчивая. Съездив ещё разок в яхт-клуб неподалеку от Колона и резиденции Карлоса, завесив местные доски объявлениями о том, что готов стать членом команды в путешествии в сторону Южной Америки, я уже даже было нашел корабль с перуанцами, готовый взять меня в Перу. Но – вот незадача – выходили они только в следующем месяце. Околачиваться в Панаме ещё месяц мне не очень хотелось. Даже в райском месте у Карлоса.
Впервые за долгие годы путешествий я, по собственной инициативе, решил включить мозг и отказаться от затеи с болотами, ураганами и штормами. Тем более, времена, когда авиакомпании заламывали трёхзначные долларовые цены на билеты, давно прошли, и, благодаря конкуренции среди авиаперевозчиков, мне удалось купить билет за 60 долларов – несказанно дёшево. Лететь мне предстояло в Медельин, второй по величине
город Колумбии.
– Товарищ Устинов, – дружески жал мне руку Карлос при прощании. – Ты очень хороший человек. Знаешь, я не собираюсь забрасывать свои путешествия. Теперь, когда мой дом доведён почти до идеального состояния, мне предстоят долгие вылазки в разные части света. А ты приезжай сюда в моё отсутствие как друг. Поживёшь, посторожишь дом. Безо всякой работы. Ты и так достаточно потрудился.
– Спасибо, друг. Когда-нибудь – обязательно.
Я поспешил на свой самолёт, держа в голове про запас отличный райский уголок на краю Панамы, у своего нового друга Карлоса.
Третий и последний раз я гулял по Колону на обратном пути в столицу, с белолицей немкой и с двумя рюкзаками. Кассандре не нравились порядки у Карлоса, которые казались ей похлеще нацистских лагерей, и она отправилась со мной в Панама-сити. Мусоровоза у нас больше не было, рюкзак привлекал внимание прохожих и полицейских, которые настоятельно рекомендовали нам поскорей убегать из города, чтобы нас не
ограбили. Мы заглянули в Зону Либре – огромный район Колона, отгороженный от бандитов забором и охранниками, где почти круглосуточно ведётся беспошлинная торговля. Вынырнув из портового рынка, мы отправились на железнодорожный вокзал, чтобы попытаться укатиться в столицу на туристическом поезде – ходит между Панамой и Колоном и такой, специально для богачей. Из панорамных окон поезда открываются потрясающие виды за канал, но платить за эти виды приходится десятикратную цену.
– Вот, глядите, мы великие путешественники и журналисты, – решил я применить старый трюк, показывая замусоленную дорожную грамоту на трёх языках проводнице. – Хотим проехать по вашему замечательному маршруту и написать статью про красоты панамского железнодорожного сообщения.
– Нет, я вас не смогу просто так прокатить, подождите начальника поезда, он должен быть с минуту на минуту. Ну а пока, – садитесь, ешьте, вот вам коробки с едой! Они положены всем пассажирам! – нам выдали по порции еды, похожей на самолётную. Пассажирами мы ещё не стали, но содержимое коробок уже перекочевало в наши рты.
– Нет-нет-нет! – замахал руками прибывший за несколько минут до отправления начальник поезда. – Если бы вы ехали из столицы, может быть, удалось бы договориться – там находится офис, – а из Колона не выйдет.
– Ну хоть поели! – смеялись мы с немкой, спрыгивая с ещё не отправившегося поезда на перрон и пересаживаясь в автобус.
К счастью, колонские бандиты нас не заметили, желудки наши были сыты, и мы благополучно вернулись в Панама-сити.
Перекусывая севиче – популярным в Латинской Америке блюдом из креветок и других морепродуктов – на грязном рынке с видом на залив и закат, я прощался с немкой. Пора было собираться на самолёт. На самом последнем автобусе я снова пересек Панамский канал, спрыгнул на повороте к аэропорту и побрёл в ночи, под кваканье лягушек, в сторону аэропортовых огней. Я прокручивал в голове всю свою пятимесячную
центральноамериканскую жизнь, мечтая поскорей добрести до аэропорта, за интернетом и электричеством. В Панама-сити – целых три аэропорта, почти как в Москве. Мой рейс осуществлялся из самого маленького и забытого аэропорта, что-то типа подмосковного «Жуковского». По размерам он, правда, больше напоминает аэропорт Ярославля. «Panama
Pacifico» расположен посреди военных ангаров и – это я понял уже по факту – закрывается на ночь. Напрасно я шлялся под камерами и стучал в окна в надежде разбудить охранника, чтобы тот запустил меня внутрь переночевать. Аэропорт не охранялся. За годы путешествий я ночевал, наверное, в десятке аэропортов мира, от Еревана до Кучинга в Малайзии, от Дели до Вильнюса. Везде было уютно и безопасно, и уж международные-то аэропорты всегда были открыты 24 часа в сутки. Панамский Pacifico – особое исключение. Разбив палатку в нескольких метрах от взлетной полосы, я уснул.
Проснувшись вовремя, я поспешил на регистрацию. В билет было включено аж две сумки ручной клади – неплохой бонус за 60 долларов. Была лишь одна загвоздка: нож, с которым я пропутешествовал все это время, в салон проносить, конечно, нельзя. С ножом расставаться не хотелось: это был подарок моего друга-швейцарца Балтза с выгравированным моим именем на рукоятке. Я решил попробовать пристроить нож к кому-нибудь из колумбийцев, летящих тем же рейсом.
– А можно… – раскрыл рот я, представляя, как сейчас буду распинаться, виновато потупив взгляд и объясняя для меня ценность ножа.
– Конечно можно, засовывай свой нож в наш чемодан! – ответила молодая колумбийская пара, возвращавшаяся с каникул из Панамы.
Если бы я попросил засунуть к ним наркотики или огнестрельное оружие, думаю, они согласились бы с такой же молниеносной быстротой. «М-да, не Россия» – радостно подумал я. Колумбийцы мне начинали нравиться.
– А билет в третью страну из Колумбии у тебя есть? – спросил на регистрации представитель авиакомпании.
«Сейчас нарисую», – решил я, и быстро, чуть ли не на глазах у работников смастерил в компьютере фальшивый билет. Улетать из Колумбии, а, тем более, из Южной Америки в ближайшие полтора года я никуда не собирался. Рейс я себе придумал хитрый: из Колумбии в Перу через Майами, так как всё, что у меня было в компьютере – мой недавний билет из Майами на Кубу.
– Счастливого пути! – протянул мне посадочный талон сотрудник авиакомпании и захлопнул компьютер. Я был последним зарегистрированным пассажиром. – Все на посадку!
Я погрузился в самолёт авиакомпании «Wingo», на свой единственный рейс за всю континентальную Америку. Плану пересечь весь американский континент с севера на юг без перелетов не было суждено сбыться: дожди, ураган «Катрина» и дешёвые билеты на самолёт через Дарьен сделали свое дело. Я летел в Южную Америку.