В Центральноамериканских странах у меня вошло в традицию, как только пересекаю границу, направляться не в крупные приграничные города, а в откровенную глушь. Так вышло и с Гондурасом.
Границу я проходил не по Панамериканскому шоссе, где густой трафик и много машин, а тропами наркоторговцев и авантюристов: из сальвадорского городка Перкин в гондурасскую Маркалу. К счастью, официальный пограничный переход там есть, и через него даже пропускают иностранцев.
– Ты первый русский на этой границе на моей памяти, – сообщил мне одиноко скучавший пограничник. И влепил штамп, любезно поинтересовавшись, в какое место его поставить, заметив, что места в паспорте осталось не так-то много. Как и везде в Центральной Америке, проход границы сопряжён с раскошеливанием на несколько долларов. Одни берут за выход, другие – за вход, хотя официально с Россией у братского Гондураса – безвизовый режим.
Редкий грузовик со списанными или ворованными покрышками, в котором уже трясся колоритный мужик в шляпе, ехавший налегке, подобрал за несколько километров до границы и меня с рюкзаком.
– У меня два гражданства! И два паспорта! – хвалился он. – И гондурасский, и сальвадорский, – я впервые в жизни вертел в руках гондурасский паспорт. Границы в этих дырах проходить можно прямо верхом на грузовике. Пограничников такие мелочи заботят мало. Перевесившись через бортик и отряхнув чёрную сажу от покрышек, передаёшь паспорт, в котором вложено несколько мятых однодолларовых купюр, получаешь штамп – и едешь дальше. Это на российско-китайской границе могут придираться: и пешком нельзя, и ремень не пристёгнут, и людей больше положенного. Тут, на сальвадорско-гондурасском погранпереходе даже не спрашивают, везёшь ли наркотики. Действительно, зачем задавать глупые вопросы?
– Мужик, а наменяй мне долларов на эти, гондурасские деньги, как их…? – начал вспоминать я.
– Лемпиры, – помог крестьянин и выскреб из карманов несколько мятых гондурасских купюр.
Уже через час я околачивался по рынку приграничного городка Маркала, тестируя на пригодность купюры с изображёнными на них индейцем Лемпирой, который для гондурасцев – как для нас Илья Муромец. Лемпиры я без проблем обменивал на вкусный и дешёвый сыр с вмонтированными в него кусками острого перца. Гондурасцы явно знают толк в гастрономии.
На классической латиноамериканской центральной площади стандартной квадратной формы обнаружился давно заколоченный офис туринформации. К нему была криво прилажена выцветшая карта окрестных достопримечательностей, рекламировавшая все прелести отдыха в окрестностях городка.
Первую гондурасскую ночь я провел в избушке возле водопадов Las Orquídeas у случайных гондурасцев – Хорхе и доктора Менендеса. Сказать, что они удивились наличию русского в тех местах – значит, ничего не сказать. Эти водопады в высокий сезон часто посещаются местными туристами. В течение года тут цветут несколько различных видов орхидей, и гондурасцы, которым не чуждо восхищение природной красота, приезжают сюда полюбоваться цветами. Июль в Гондурасе, когда сюда добрался я, – сезон абсолютно пустынный, жаркий и влажный. В межсезонье туристов нет, поэтому владелец водопадов занимается разведением пчёл. Тут я немного покалымил пасечником, а потом занялся просушкой кофе. Его в Центральной Америке много, и страны соревнуются друг с другом: у кого вкусней? Пасечники меня поили ананасовым чаем и угощали авокадо с мёдом, такого добра в этих местах тоже немало. Полночи я отвечал на вопросы про далёкую Россию, а потом мы смотрели телевизор. Гондурасские новости – это сплошной поток чернухи: кто кого убил, в каком количестве; в каком городе сколько наркоторговцев задержано, а сколько погибло в перестрелке. Все это сопровождается красочными кадрами с мешками наркотиков и бегающими туда-сюда вооруженными силовиками в масках. Кажется, все это происходит в каком-то другом Гондурасе, по соседству. Настоящий гондурасец вряд ли будет заниматься таким суетливым делом, как наркоторговля. Лежать в гамаке по соседству с горой вчерашней немытой посуды, вокруг которой роятся мухи, – занятие куда более гондурасское.
– Впрочем, – заключил сидящий в телевизоре гондурасский Путин в галстуке, – в стране всё хорошо, кофе в этом году мы собрали немало, а план 2020 (есть тут и такой) неукоснительно выполняется.
– Ну и славно! – переворачиваясь на бок, засыпал я на гондурасской раскладушке. Мне начинало нравиться в Гондурасе.
Распрощавшись с пасечниками и получив от них письменные рекомендации к своим друзьям в некоторых частях страны, я почувствовал себя средневековым путешественником, отправляющимся в неизведанные уголки Европы. В век Интернета и мобильной связи было необычно везти с собой дорожную грамоту и рекомендательное письмо на испанском языке от одних гондурасцев к другим.
На Великом Гондурасском пути со мной происходили забавные случаи. Сначала меня подобрал сумасшедший мужик, не спеша ехавший со своим молодым помощником. Они срубали на корм коровам какие-то огромные камыши вдоль дороги. Не успел я перевалиться через борт пикапа, как водитель дал газу, и я чуть не вывалился на ходу. Когда мы останавливались для рубки камышей, мужик злобно покрикивал на своего помощника:
– Давай-давай, побыстрей!
Потом он пересадил меня в кабину и заговорщически прошипел:
– Я вообще пастор, католический!
Пастор был больше похож на сбежавшего из дурдома сумасшедшего. Он хлопал меня по колену и восклицал:
– Понимаешь, я католик! А в России кто?
– Православные, в основном – отвечал я.
– Нет, ты мне врёшь! Там тоже должны быть католики!
Я заверил его, что различий немного, что у нас тоже есть и Иисус, и крест, и церкви, и все остальное, и он подуспокоился. Про православных, наверное, сумасшедший пастор слышал впервые. Наконец, он свернул, я спрыгнул и пересел в подошедший автобус. Солнце чередовалось с ливнями, а я чередовал случайные попутки с автобусами. По дороге буквально на несколько часов я заглянул в бывшую столицу страны Комаягуа. Сейчас это простой тихий колониальный городок, время в котором, кажется, застыло. С пыльной брусчаткой в центре и разноцветными домами не выше двух этажей. Тем же днём, глубоким вечером в городке Эль Прогрессо, я пытался выловить хоть какую-то машину в сторону карибского побережья, до городка Ла Сейба, где меня уже ждали в гостинице. Там я должен был приступить к непонятному для меня волонтёрству, надеясь попрактиковать испанский язык с посетителями отеля. Контакты хозяина мне выдал Марвель.
В гондурасских городах считается весьма криминогенно, а второй по величине город страны – Сан-Педро-Сула – несколько лет подряд занимал первую строчку в мире по числу умышленных убийств на душу населения. Пока в 2016 его не потеснил венесуэльский Каракас. Мне повезло: я застрял аккурат в двадцати километрах от Сан-Педро-Сулы, в смеркавшемся Прогрессо, прогресс в котором, казалось, тоже застрял. Разбитые тротуары, слоняющиеся свиньи и гондурасцы, накрапывающий дождь и горы гондурасского мусора – этим запомнился Прогрессо. Неподалеку стояла, покачиваясь, пара автостопствующих гондурасок, молодых, пьяного вида, с банками пива в руках. Рядом была неаккуратно сложена куча их барахла. Они ждали какой-то грузовик и пытались угостить меня своим выдохшимся пивом. Но я отказался.
– А научи нас матерным словам русским! – попросили они.
Обычно латиноамериканские обыватели спрашивали меня, как будет «привет»/«пока»/«спасибо», а этим нужно было что-то попохабней – «puta» («шлюха»)
и «mierda» («дерьмо»). Несмотря на свой плохой испанский, материться к тому времени я уже умел и с легкостью выполнил просьбу своих новых попутчиц.
Вскоре приехал грузовик и забрал алкостопщиц, я же остался дожидаться своего. Но почти сразу же потухла единственная лампочка, возле которой мы поджидали попутки, и стало темно. Я разуверовал в ночной гондурасский автостоп, разузнал у местных, что последний автобус отходит через пятнадцать минут, и побежал по ночному Гондурасу на автовокзал, по пути тряся всех прохожих в бесплодных попытках узнать, где же все-таки в этом забытом прогрессивном городе находится автовокзал. В автобус я вскочил за несколько секунд до отправления: на удивление, транспорт тут ходит по расписанию. А на входе в автобус всех пассажиров обыскивают, чтобы не пронесли ничего огнестрельного и взрывоопасного. Обыскали и меня. Автобус не взорвался, и через пару часов мы благополучно прибыли на карибское побережье.
Гостиница, незамысловато названная в честь одного из сортов попугаев «Guacamayo» – ара, оказалась на удивление пустой. Лишь за стойкой посапывал гондурасец-управляющий. Вскоре показался и владелец, кудрявый Хосе.
– Смотрю, с волонтёрством у вас не густо.
– Да, гостей почти нет, – развёл руками он. Казалось, его это мало заботило. Часы на стене не тикали, полы мылись последний раз задолго до окончания предыдущего сезона, но это заботило сотрудников гостиницы ещё меньше. Главное – работал кондиционер и Интернет. Что ещё нужно для счастливой гондурасской жизни?
– Может, полы вам хоть помыть? – попытался проявить свою полезность я.
– Нет, сегодня ты отдыхай. Да и завтра тоже. Завтра будет ещё жарче, чем сегодня.
– Ладно, – не стал сопротивляться я и решил начинать встраиваться в гондурасский ритм.
– Ты правда от Сан-Педро-Сулы автостопом доехал? – устало расчёсывая кудри пальцами, поинтересовался Хосе. После дороги было приятно валяться в кресле на остывавшей после дневной жары крыше «Guacamayo».
– Ну да, даже от самых Штатов.
– Ну надо же… И… и не ограбили?
– Да вроде нет пока.
– Ну и хорошо! В Ла-Сейбе ты тоже поосторожней, по вечерам особенно, но вообще у нас спокойно. И лениво.
Это я уже успел заметить.
– Кстати, а кто ты по образованию? – спросил меня Хосе.
– В дипломе написано, что математик и программист. Но программировать я не люблю.
– А давай ты напишешь нам программу для управления гостиницей. Это и будет твое волонтёрство.
Я почесал голову. Подумал пару дней. И поступил по-гондурасски: я её просто-напросто скачал из Интернета. Гондурасцам понравилось. И они разрешили мне жить бесплатно в их гостинице, сколько захочу. Все остались довольны: и я, и гондурасцы. Почти вся гостиница досталась мне в распоряжение. Правда, из-за скуки убежать из Ла Сейбы мне захотелось на следующий же день после прибытия, но гондурасцы, обрадованные моими программистскими способностями, обещали в ближайший выходной взять меня с собой в незабываемый поход по горам и водопадам.
– Таких замечательных гор ты ещё не видел! – восклицали они. – А водопад не уступает Ниагарскому.
– А хочешь, как наступит сезон, поедешь на Сан-Блас, почти задаром! – предложил как-то Хосе, и вправду назвав заманчивую ценуза дайвинг на острове, считающемся одним из лучших в мире для этих целей. За пару сотен долларов обещали доставить туда на лодке, разместить, кормить и погружать под воду на протяжении недели. Оборудование для погружений тоже включалось в цену.
– И когда наступит сезон?
– А этого никто не знает, – по-гондурасски ответил Хосе. – Вообще, через несколько месяцев, но, если появится группа – мы тебя к ним пристроим. А пока – волонтёрь!
– А что делать-то? – в очередной раз попытался выяснить я. Программа была давно скачана, установлена, но ей никто не пользовался.
– Пока ничего, – отрезал Хосе. – Ты – друг Марвеля, а значит, – и мой друг.
Я коротал время в походах по окрестностям, выискивании попутных кораблей в сторону никарагуанской границы, и даже посетил Новую Армению, деревушку неподалеку, в надежде уплыть на соседние острова. Армян и коньячных заводов там я, однако, не нашёл.
В первый день моего огондурашивания пасечники, услышав, что я собираюсь в Москитию – край болот и бездорожья – поделились со мной контактами растамана Роджера из Ла-Сейбы.
– Он тебе поможет, он там всех знает!
Приехав в Ла-Сейбу и разыскав растамана, я протянул Роджеру, вяло раскачивавшемуся на жаре в гамаке, записку от его друзей с противоположного конца страны. Он тоже был владельцем или соуправляющим какого-то переживающего длительное межсезонье сёрф-хостела на первой линии моря, и откровенно, по-гондурасски, скучал. С косяком и дредами, он очень напоминал своих коллег с другого конца света, из индийского Гоа. Правда, тамошние растаманы возрастом за пятьдесят были, в основном, приехавшими в прошлой жизни из Европы хиппи, Роджер же – дауншифтер местный, коренной.
– Рад слышать, рад слышать, – беззубо заулыбался он. Барная стойка была заставлена настойками из разных тропических фруктов. Но их никто не пил, похоже, из-за жары и лени. – Ты что хочешь-то?
– Мне нужен тот, кто обладает техническими знаниями о проникновении в Москитию.
Ехать прямым кораблём из Ла-Сейбы в столицу Москитии – я уже понял – было дорого и ненадёжно из-за нерегулярности сообщения. Но главное – неинтересно: этим путём ничего толком не увидишь, а хотелось посмотреть, как живут в самом глухом регионе Гондураса. Для этого нужно было проделать путь по деревушкам вдоль русел заболоченных речушек. Роджер перенаправил меня к своему приятелю Хорхе. Ради интереса и дабы разнообразить свой скучный досуг я отправился пешком. Хорхе – наполовину москитец, изредка водивший особо интересовавшиеся группы к себе в провинцию, а в длительное межсезонье занимавшийся не таким интересным, но прибыльным рафтингом, услышал мою просьбу.
– Ну, раз хочешь, запоминай.
Он оставил ненадолго дела, по полкам разложив все моменты и тонкости.
– Питьевая вода там есть, но не везде, бери капли для очистки, да налички побольше. Еда тоже имеется в деревнях, комары не такие опасные, как рассказывают, прорвёшься.
– А рейсовые лодки? – дорог никаких в Москитии нет, и перемещаются жители водным транспортом. Был, конечно, и совсем простой путь попадания в Никарагуа, по Панамериканскому шоссе через бандитскую Тегусигальпу, столицу страны, но привлекал он меня, из-за своей банальности, меньше всего. Прорываться через заболоченные джунгли, по совету Саши Фёдорова, казалось занятием куда более увлекательным.
– Рейсовых мало, но есть. Иногда со сбоями.
«Что ж, буду перемещаться гидростопом, испанский у меня уже вполне сносный, люди есть, лодки тоже». Чётко, по делу Хорхе объяснил мне всё, что меня интересовало, – таких людей, знающих, что говорят, хорошо ориентирующихся в местностях, о которых рассказывают, я часто встречал на Камчатке, а теперь встретил и тут, в Латинской Америке. «Вот это да! – удивился я. – Первый встреченный мной по-настоящему активный и толковый гондурасец». С чувством благодарности за советы и, наконец убедившись, что КПД общения с гондурасцами, хоть и низкий, но не нулевой, под вечер я вернулся
в «Guacamayo».
Наконец наступило долгожданное воскресенье, в которое мы должны были большой компанией коллег по безделью из персонала хостела отправиться на хвалёные водопады. Мои друзья, будучи гондурасцами, поступили, как я и ожидал. Они проспали. Лихорадочно обзванивая их в бесплодных попытках добудиться и отправиться на самые красивые водопады в мире, успеха я не добился. Оставалосьтолько ждать. Июльское воскресенье в Гондурасе безлюдно и лениво, как кладбище в новогоднюю ночь. В конечном итоге, часа через четыре после назначенного времени старта, все клявшиеся идти со мной на самые высокие горы и самые красивые водопады незаметно исчезли, и, чтобы не ударить перед русским гостем в грязь лицом, со мной отправился в поход лишь Хосе. Прихватив с собой необъятных размеров жену. Толстая жена утратила возможность хоть как-то перемещаться минут через двадцать после начала похода и развернулась. Муж её, прошагав ещё с полчаса, помахал мне рукой и сказал:
– Я тут подожду, погондурашу, – и начал тыкать в свой мобильник, лежа под деревцем. – Я устал.
Перед этим спал он почти до обеда. До конца маршрута, до собственно водопадов мне пришлось добираться одному, о чем я нисколько не пожалел: гондурасский расслабленный темп был мне не по душе. Правда, водопад оказался обыденно-гондурасский, не сильно впечатляющий. Но благодаря немногочисленной компании моих неторопливых друзей удалось попасть в национальный парк по обычной цене, а не по грабительской цене для иностранцев. На тот момент я уже достаточно огондурасился, чтобы заспанный сторож не вычислил во мне иностранца. Впрочем, можно было пройти и бесплатно: если не будить дремавшего охранника.
– А есть ли русские в Гондурасе? – спросит интересующийся читатель. Встречаются и такие. Случайно в магазине я познакомился с женщиной Натальей, родившейся в Иваново и выросшей в Ташкенте. Она пригласила меня на ферму к своему мужу, американцу, который разводит тут экзотические фрукты и продает их в США. Русские и американцы в Гондурасе отнюдь не гондурасят, а занимаются бизнесом, пока коренное население покачивается в гамаках.
Не только русские, но и армяне попадаются в Гондурасе. Правда, в отличие от русских, не настоящие, фальшивые.
Как я уже писал, тема Армений заинтересовала меня ещё в Сальвадоре. В Гондурасе же Армений на карте я нашёл, как минимум, три: город, посёлок и деревня – Новая Армения. На старые Армении я уже порядком насмотрелся, так что решил отправиться в Новую. Нормальную дорогу туда проложить забыли, несмотря на то что Армения эта – Новая. Поэтому пришлось скакать по гравию и камням, вполне обычным для этих мест автостопом: два вооруженных охранника с ружьями и бронежилетами верхом на грузовике, груженном пустыми и полными газовыми баллонами. Баллоны тряслись и прыгали, грозя взорваться, охранники же держали ружья наготове, будто бы новые армяне сейчас начнут их грабить.
В этой Армении не то, что армян, — и мэрии не было. Несмотря на новизну, деревня выглядела совсем не новой и забытой властями. Живут тут настоящие негры – гарифуна, потомки рабов, некогда завезённых сюда европейцами. Казалось, что нынешние гарифуна решили восстановить историческую справедливость и отдохнуть сразу за все предыдущие поколения, подвергавшиеся когда-то давно расовой дискриминации. Лёжа в гамаках и играя в домино, они не торопятся выходить в море, ожидая лучшей погоды.
Из всех занятий – только эпизодическая рыбалка. Постучавшись почти в любой дом, можно попросить приготовить вам за символические деньги жареную рыбу. Подают её вместе с жареными бананами – платано, величиной гораздо больше, чем те, что лежат на прилавках московских супермаркетов. Я попытался договориться с армянскими рыбаками, чтобы те подбросили меня до маячивших недалеко от материка Cayos Cochinos – островов Свиней. По версии некоторых мировых туристических издательств, они входят в однёрку самых красивых в мире, и умереть, не увидев их, – позор для любого путешественника. Армяне же не дали осуществиться моей мечте и оказались куда менее сговорчивыми, чем армяне с озера Севан, заламывая заоблачную цену. «Так и умру, наверное, не полюбовавшись Свинскими островами, – размышлял я, выезжая автостопом из Новой Армении. – Зато рыба вкусная. Почти такая же, как на Севане». Я вернулся в Ла-Сейбу к Хосе и снова предался безделью.
В целом, Гондурас – такой, каким вы его себе представляете. Море, солнце, ленивые гондурасцы, замусоренные улицы, разбитые дороги и красивая природа. Жизнь в городах замирает достаточно рано: горожане боятся быть ограбленными друг другом в темноте, а на всех окнах и дверях стоят внушительные решётки. Каждый мало-мальски приличный магазин, от аптеки до супермаркета бытовой техники, охраняется вооружённым охранником, который не пустит случайного прохожего, не убедившись в глазок в его безопасности. В домах у гондурасцев гостеприимно и по-раздолбайски грязно и замусорено, посуда не моется неделями, а к полу можно прилипнуть прямо при входе. В этом я убедился, когда пришел в гости готовить борщ по просьбе Хосе.
Где-то через полгода после моего отъезда, в Ла-Сейбу попали и мои друзья, аргентинец Херемиас и его перуанская подруга Андреа (о них ещё пойдёт речь в этой книге). Совершенно случайно они наткнулись на тот же самый хостел «Guacamayo» и решили остаться волонтёрить там, как и я. Количество безделья, производимого южноамериканской парой, по сравнению с моим, было в два раза больше: их же было двое.
– Делать там было решительно нечего, – поделился Херемиас, когда мы встретились почти через год в Буэнос-Айресе. – Лежали в гамаках и плевали в потолок. Даже в Аргентине так искусно не умеют валять дурака.
– Да, мы как-то зашли в гости к Хосе, готовить аргентинскую еду, – подтвердила Андреа. – Было ровно всё так, какты описываешь: липкий пол, непонятные тёти-бабушки, немытая посуда, куча детей… И знаешь, в холодильнике стояла мутная красная жижа. Наверное, это был твой суп.
– Несколько месяцев же прошло! – засмеялся я.
– Ну, это же Гондурас… – пришли мы все вместе к общему выводу.
А если ты, читатель, захочешь создать частичку гондурасского уюта у себя в доме, то вот тебе рецепт. Попробуй оставить в холодильнике на полгода недоеденный борщ. Потом расскажешь, получился ли у тебя Гондурас. Я пока сам не пробовал. Мне понравилось калымить в Гондурасе. Но, если разобраться, я там не калымил, а именно гондурасил.
Комментариев нет