Коста-Рика: национальные парки и университеты

Коста-Рика, как я и ожидал, оказалась самой дорогой и затуристиченной страной региона. Проводимые время от времени опросы утверждают также, что костариканцы – ещё и самая счастливая нация на свете.
На границе топтались никарагуанцы: множество их направляется на заработки в соседнюю страну, тоже урвать кусочек счастья (и денег). Валюта Коста-Рики, которую принято называть местной Швейцарией, разительно отличается от соседей в меньшую сторону: за доллар дают аж шестьсот местных колонов. Раздобыв монет и бумажек с кучей нолей, я погрузился в автобус. Дороговизна страны заключается не столько в бытовых моментах – ценники на автобусы вполне терпимы, – сколько в сфере туризма.
Хотя бананы в столичных супермаркетах – удивительное дело – дороже, чем в Москве: от доллара за килограмм и выше. У соседей это добро отдаётся почти задаром.
Ценники в национальные парки – для удобства гринго – выставлены в долларах. В один из таких нацпарков – Монтеверде, или Зеленую Гору – я и отправился. Во все платные парки, конечно, можно пройти бесплатно, попросту обойдя пост, а в некоторые музеи – также задаром, по журналистскому удостоверению, тем самым снизив стоимость своего пребывания в самой дорогой центральноамериканской стране. Впрочем, жадничать я не стремился, и возле нацпарка разыскал платный ночлег.
Это несколько лет назад в Индии, приехав в городок, приходилось слоняться несколько часов от гостиницы к гостинице, пытаясь экспериментально выяснить, где тебя обсчитают на меньшую сумму (но всё равно обсчитают). В цивильной Коста-Рике, раздобыв интернет, я быстро нашёл, где остановиться и даже набить живот на утренней кормёжке. Индустрия туризма в Коста-Рике на высоте: на входах в парки видеозалы, где на разных языках крутят лекции с изображением животных, которые ждут щедрых туристов в кронах деревьев, различные пакеты и скидки для гостей: и дневные экскурсии, и ночные прогулки. Считается, что в темноте вылезают особые, ночные виды, и гид с фонариком покажет редких животных. Только плати доллары.
– Слушай, не думаешь ли ты, что нас… развели? – на тропе я случайно встретил какого-то европейца, с которым мы познакомились в хостеле за завтраком. – Двадцать баксов – и ни за что, я уже битый час ищу этих редких обезьян, которыми украшены все буклеты и афиши, а кроме жуков и пары бледных никудышных птиц пока ничего не заметил. «Ну, раз западноевропейцу кажется, что нас обманули, то, действительно, Коста-Рика как-то не оправдывает ожиданий», – подумал я, а вслух произнёс:
– Все верно. Но меня они всё-таки не развели. Вон там, – указал я рукой, – обход вокруг платильника.
Действительно, если бы я отдал двадцатку и прошёлся бы по вымощенной деревянными мостками тропе, послушав, как стрекочут кузнечики, то немало разочаровался бы. Ночные экскурсии стоили ещё дороже – обойдя платильник, ночью можно было бы сэкономить куда больше. Что ж, разумно решил я, пора отправляться в столицу: маловероятно, что остальные парки этой замечательной, но деньгозатратной страны сильно отличаются друг от друга. Объехать их всех цели у меня не стояло – тем более, Коста-Рика, знающая толк в экотуризме, отдала под нацпарки и другие особо охраняемые территории страны около трети государства. По этому показателю она уверенно занимает первое место в мире.
Мой товарищ Саша Фёдоров, чтобы сэкономить, поступил мудрей: написав в министерство туризма страны письмо с предложением выпустить про и без того туристическую Коста-Рику статью в российском издательстве, заполучил в своё распоряжение безлимитного водителя и самые элитные гостиницы страны. Катаясь так пару недель, он состряпал репортаж, не потратив на Коста-Рику ни копейки, ещё и заработав гонорар.
По Сан-Хосе, якобы самой безопасной столице Центральной Америки, ходят необычные для этого региона электрички: в остальных местах региона железнодорожное сообщение пребывает в откровенном упадке. Электрички, правда, больше похожи, на индийские: разукрашенные, дешёвые и с висящими, как гроздья винограда, пролетариями, перемещающимися между центром и пригородами. Поезда я люблю, и там, где предоставляется возможность, перемещаюсь на них, но особым транспортным фанатом не являюсь, поэтому специально кататься на электричках не стал, а в столицу приехал автостопом.
На пару дней я поселился у настоящего костариканца с греческим именем Цезарь. Он работал программистом на неплохом окладе, но мечтал перебраться в благополучную Германию и поэтому усиленно учил немецкий. Дом Цезаря располагался прямо возле университета Коста-Рики, куда я любил захаживать на завтрак. Кстати, в местном университете, в отличие от дружественной нам Никарагуа, на регулярной основе проводятся занятия по русскому языку. И среди программ зарубежного обучения (покидая столицу, я ради любопытства заскочил на ярмарку студенческих стипендий) встретилась Россия, которая, что крайне удивительно, входит в пятёрку самых популярных направлений у костариканцев.
– Но, – подытожила профессорша, проводившая презентацию. – В России, как и в Китае, большой минус: на английском языке почти нет программ. Придется учить русский!
Публика загудела – не то осудительно, не то одобрительно. Накануне чемпионата мира по футболу популярность России среди латиноамериканцев росла с каждым днём. Но всё-таки следов русских тут немного, и уж среди наших соотечественников Коста-Рика не так популярна.
«О, да ты в Коста-Рике! – писал мне американский приятель Джейсон. – Это одна из моих любимых стран. Хочешь, впишу тебя в волонтёрский проект? Нужно следить за морскими черепахами. И платить недорого, всего двадцать баксов в сутки». Джейсон был хороший парень, но, кажется, он, как всякий небедный американец, не до конца понимал суть волонтёрства. Я отказался и засобирался в сторону Панамы. Очень хотелось отправиться по новым глухим местам, которых в Коста-Рике, по сути, нет. Например, в Дарьенский пробел.
По большому счёту, Коста-Рика – такая, какой я её и ожидал увидеть: горы в тумане, леса, похожие на сказочные, пустые и спокойные пляжи. Мы уже не первый час мчались по серпантину с одной приветливой коста-риканской семьёй. Их ребёнок не умолкал – ему было интересно пообщаться с настоящим иностранцем.
– Это, – показывал мне разговорчивый парнишка, – самый высокий перевал в нашей стране.
В целом, про Коста-Рику писать много смысла нет: всё ожидаемо, немного скучновато, как в Европе, но, спору нет, красиво. Бандиты тут почти не водятся, хотя Фёдоров и рассказывал, как одного его приятеля ограбили посреди ночи на заправке, когда тот растянул свой гамак и приготовился к ночлегу где-то между грузовиком и бензоколонкой.
Но проскочить Коста-Рику совсем, не познакомившись с жизнью местных индейцев, всё-таки было бы обидно. В коста-риканских деревнях всё очень цивильно, большая поддержка оказывается жителям со стороны правительства. Даже в США индейцам в резервациях не светит таких поблажек. Ведь вся помощь в Штатах – это обычно сниженные или отсутствующие налоги. А дальше – крутись, как хочешь. В коста-риканских деревнях, где живёт коренное население, – чистые и нарядные школы, регулярное снабжение молокопродуктами по спискам, ярмарки здоровья; бесплатно приезжают учителя из столицы и преподают какие-то науки индейцам. В административном центре заботы о населении – по-американски чистые туалеты, кухни и кондиционеры. Такого нет даже в Панаме, что уж говорить про остальные центральноамериканские республики, где индейцы влачат крайне бедственное существование – никарагуанская Москития не идёт ни в какое сравнение с коста-риканской деревушкой La Gasona неподалеку от Панамской границы, куда я направился.
Но не белозубые крестьянки в чистых национальных платьях, вокруг которых вьются здоровые и не оборванные детишки, стали самой интересной и необычной встречей в Ла Гасоне. Возле деревенской администрации я заметил белого парня и поздоровался с ним по-английски. «Наверное, какой-нибудь американский волонтёр», – решил я. Но английского он не понял. Мы быстро перешли на испанский.
– О, а ты из России? Мой прадед тоже был русским, с какой-то фамилией, заканчивающейся на «-ов», уж и не помню даже. Но ни русского, ни английского я не знаю. Зато познакомлю тебя со своей преподавательницей. Тебе будет интересно!
Мы шагнули в здание. За столом сидело несколько цивильно выглядевших индейцев, и им что-то на испанском объясняла учительница. Я поздоровался с Нэнси. Колумбийка по происхождению, в далёких 1978-1985 годах она училась в Ленинграде и успела выйти замуж за сибиряка – дело нехитрое.
– Однажды я даже ездила к нему поездом из Москвы, несколько суток тащилась!
Муж остался в прошлой жизни, как и русский язык – его она почти забыла. Впрочем, мой испанский к тому времени уже был вполне неплох. Сейчас Нэнси преподаёт в университете в Сан-Хосе и ездит по деревням Центральной Америки, где живут малые народы, обучая их социологическим наукам. Наверное, социология зажиточным индейцам
весьма пригождается. Путешествует Нэнси со своим студентом по имени Майкол, которого я сначала и принял за американца по причине белизны его лица.
– Мы докинем тебя до границы, – сообщила Нэнси.
– Да зачем, вам же обратно ехать, в столицу, – попытался отказаться я. – Это ж совсем в другую сторону.
– Ну, ничего страшного, мы свои дела в деревне сделали, да и на границе будет, чем заняться. Заодно и тебе поможем.
У границы мы остановились пообедать. Когда пришла пора платить, Нэнси решила угостить всех. Я воспротивился. Не люблю, когда за меня кто-то пытается расплачиваться в кафе или ресторанах во время путешествия. Иногда отказаться удаётся, но в некоторых, особо гостеприимных странах, типа Узбекистана или Армении, лучше с этим смириться, чтобы никого не обидеть.
– Успокойся, – сказала она. – Твоя страна сделала для меня гораздо больше, чем стоит эта тарелка супа.
Я успокоился, преисполненный чувства гордости за отчизну, и шагнул в Панаму.