Все стихи цитируются по блогу poemas-del-alma.com. Русские версии представлены в переводе Алексея Караковского.
Старик
Я стою в этом углу –
между горным хребтом и морем,
между югом и пустыней.
Я беден, но я не могу продать свою бедность
или обменять ее на какое-то предзнаменование.
Я, конечно, чего-то жду,
стоя в этом уголке мира,
но я больше не знаю чего. Я хотел
бы быть искрой в какой-нибудь печи,
на какой-нибудь кухне, в поле.
Я мог бы быть полем, или печью,
или искрой; но этого не понял
бы мой товарищ: его забрал бы кто-то другой.
Увы, многим товарищам нужно есть,
а я не могу ни во что превратиться,
ни дать обещание, которое никто не сдержит.
Теперь я стою в этом углу –
между сломанным коленом и мусорным баком,
между стеной и отсутствующим зубом.
Я говорю спокойно, в одиночестве; я даже не могу быть
нищим: у меня нет для этого способностей.
Присутствие
Я не бросил тебя.
Я здесь, с тобой.
Тебя привязали на берегу
к столбу
между морем, которое ты презираешь,
и землёй, которую ты любишь.
Прилив поднимается; столб
устоит. Тем временем
крабы могут съесть твои внутренности.
На рассвете,
если прилив тебя не затопит
и крабы тебя не съедят,
копья вонзятся в твою плоть.
Тебе будет холодно. Сейчас ночь.
Чему-то послужат твое презрение или твоя любовь.
Я не бросил тебя.
Я здесь с тобой.
Адель во время сиесты
Вот откуда идёт жара. Перегибаясь через мачты,
падает его золотой свиток.
Она убегает от криков моря, одиноко стоя на берегу Кохимара.
Адель засыпает на время сиесты.
Лето застывает на молочных веках
и выжимает спелый лимон
между грудей.
Оно ложится в таз, слизывает
воду с бедер. Как кот
знакомится с лодыжками
распуская на шее пушистый хвост мороси.
Но когда кажется, что
белый чертополох достигнет крови,
когда сердце почти в опасности,
и мы думаем, что это нарушит сон,
приходят свежий ветер, зелень, лесная тень,
и они становятся оливками на лбу Адели,
пробегающими по телу и распускающимися,
пока в тишине вечера
пролетают сменяющие друг друга птицы.
El anciano
Estoy parado en esta esquina –
entre la cordillera y el mar,
entre el sur y el desierto.
Soy pobre, pero no puedo vender mi pobreza,
ni cambiarla por un augurio.
Seguramente estoy esperando algo
parado en esta esquina del mundo,
pero ya no sé qué. Quisiera
ser una chispa en algún fogón,
en alguna cocinería, en el campo.
Pudiera ser yo el campo, o el fogón
o la chispa; pero eso no lo entendería mi compadre: se lo llevaría otro.
Ay, muchos compadres necesitan comer –
y yo no puedo transformarme en nada,
ni hacer una promesa que nadie cumpliría.
Ahora estoy parado en esta esquina –
entre una rodilla rota y un latón de basura,
entre un paredón y un diente de menos.
Hablo con calma, solo; ni siquiera puedo ser
un mendigo: no tengo dones para eso.
La presencia
No te he abandonado.
Estoy aquí contigo.
Te han atado en la costa
a un madero,
entre el mar que desdeñas
y la tierra que amas.
La marea sube; el poste
resistirá. Mientras tanto,
los cangrejos pueden comer tus vísceras.
Al amanecer,
si la marea no te ahoga
ni los cangrejos te devoran,
las lanzas se cebarán en tu carne.
Tendrás frío. Es de noche.
De algo te servirán tu desdén o tu amor.
Yo no te he abandonado.
Estoy aquí contigo
Adela en la siesta
Por ahí viene el calor. Doblándose en los postes cae su pergamino de oro.
Viene huyéndole a los gritos que el mar suelta, solo, de pie en la costa de Cojímar.
Adela entra en la siesta.
El verano se le para en los párpados de leche
y le exprime un limón maduro
entre los pechos.
Se recuesta en la pelvis, lame los muslos de agua.
Como un gato conoce los tobillos y abre en el cuello aquel su cola lloviznada.
Pero cuando parece que va a alcanzar la sangre
el cardo blanco,
cuando casi peligra el corazón
y pensamos que va astillarse el sueño,
vienen la brisa, el verde, la sombra de los bosques,
y en la frente de Adela se vuelven aceitunas, le recorren el cuerpo, se desatan, mientras, en la tarde callada, pájaros sucesivos van volando.
Комментариев нет